Китайский философ XII века Чжу Си, неоконфуцианец, придавший учению Конфуция форму, в которой оно станет ведущим направлением китайской философии во все последующие столетия, вплоть до XX века, считал, что оппозиция двух начал, ци и ли (в первом приближении: материального и идеального, страдательного и действующего, «объективного» и «субъективного»), лежит в основе всех вещей. Но этот, теперь уже тривиальный факт, будучи переведённым на язык, понятный западному мышлению, применительно к социальной истории, которая ведь есть ни что иное как историческая деятельность общественного человека либо её результаты, означает, что оппозиция общественного и индивидуального (единичного и общего, конкретного и абстрактного, частного и коллективного ets) определяет возникновение, существование и развитие любого социального явления (вещи, процесса, отношения) прямо или опосредованно, открыто или в скрытой форме, в снятом виде или в действительности, в форме актуальной или «мёртвой» (как, например, «живой» труд работника и «мёртвый» общественный труд в товаре). Ни один социальный объект, материальный или духовный, помимо этого не существует и существовать не может. И таким образом, оппозиция общественного и индивидуального в социальных явлениях сама по себе никакой проблемы не составляет вовсе ( в смысле её, оппозиции, представленности в них).
В таком случае о чём здесь вообще можно говорить? Дело в том, что в одних социальных объектах эта представленность может выступать очевидной (как, например, в труде, науке, браке, коллективных формах игры, некоторых формах искусства и пр.) и требующей лишь ясного изложения (хотя и здесь возможна путаница, как, скажем, при раскрытии такого сложного явления как труд), а в других – одна сторона может «визуально» доминировать настолько, что складывается впечатление (которое может перерасти в «теорию», теоретическое обоснование) будто весь объект сводится только к ней или что вторая сторона поглощена ею настолько, что в определении объекта или в её функционировании какой-либо значимой роли не играет, может быть игнорируема. Это может относиться как к доминированию «общественного», например, в таких явлениях как государство, особенно в некоторых его разновидностях, как некоторые формы экономической организации (монополии), так и к доминированию (порой очень ярко выраженному) «индивидуального», например, в таких феноменах как мышление, философия, воля, совесть, творчество композитора, художника ets. Когда мы имеем ситуацию игнорирования или недооценки одной из сторон этой оппозиции, то, как правило, в большинстве случаев речь идёт именно о втором случае, то есть когда дискриминируется или даже вовсе отрицается общественное, общее, «социальное» как противоположное личного, частного. Это вполне понятно, так как всё именно таким образом и выглядит, а общественное в подобных явлениях «замаскировалось» так основательно и глубоко, что на феноменальном уровне может рассматриваться как сведённое к нулю. Однако в действительности речь идёт не о чистых и исключительных проявлениях субъективности, не о порождении субъектом явления из собственной индивидуальности, не о субъекте познания (деятельности, воли, хотения) как «пауке», пользуясь бэконовским языком, а о неумении исследователя разглядеть подразумеваемую оппозицию. И трудность как раз и состоит в том, чтобы показать, как, каким образом в каждом из таких явлений, на первый взгляд, сплошь «по природе» частных, единичных и пр., представлено Другое (не трудно показать, что в средствах деятельности философа, художника, композитора и т.д., например, в книгах, кистях и др., в их окружении и самом их существовании мы имеем явления общественного, но это не тоже самое, что показать, как Другое представлено в сути самого явления). Это первый момент проблемы оппозиции общественного и индивидуального. С ним связан и из него вытекает второй, вероятно, ещё более трудный момент. Если эта оппозиция составляет, как уже было сказано выше, пользуясь одним выражением Гегеля, «истину всякого существования», то, следовательно, она должна быть отражена, зафиксирована в самом определении предмета, то есть данного социального явления. Как, например, это блестяще сделал Маркс в определении труда, то есть процесса, в котором «человек своей собственной деятельностью опосредствует, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой»[Маркс К., Энгельс Ф.Соч. Т.23.С.188] и в котором, «человек впервые действительно утверждает себя как родовое существо»[ Маркс К., Энгельс Ф.Соч. Т.42.С.94].
Сделать это, то есть внести подразумеваемую оппозицию в определение предмета можно, на наш взгляд, рассматривая каждый социальный объект как отношение в нём общественного и индивидуального (в конкретных формах). Но это требует более подробного раскрытия.
Уважаемый Фаниль Фагимович, благодарю за доклад.
На Ваш взгляд, кто тот исторический или социальный субъект, который проблематизировал (и проблематизирует — в режиме настоящей конференции, например) оппозицию общественного и индивидуального? Для кого такое противостояние осмысленно и чьему взгляду представляется?
Спасибо.
Здравствуйте, Анна Архиповна!
Если я правильно понял вопрос, то дело, видимо. обстоит так. Скорее, правильно говорить не «кто» актуализирует, а «что». я поясню. Мне нравится гегелевское выражение «отношение есть истина всякого существования» В данном случае, то, чем вещь (которая, так сказать, как «вещь в себе» может содержать потенциально много «сущностей»)является для нас зависит от того, в каком отношении данная вещь находится к другим вещам, с какой стороны раскрывается, то есть. в каком историческом или социальном контексте мы её рассматриваем. Так, философию можно рассматривать как факт биографии, как проявление «индивидуального духа» и, в этом смысле, вещб уникальную и неповторимую, и это будет правильно. Но можно наплевать на всё это и, как это делал В.М. Шулятиков, рассматривать её исключительно как общественный факт, как «оправдание капитализма», а философов как выразителей (и рупоров) времени и интересов. Наверное, можно привести аналогию с древними софистами, которые упражнялись в том, что доказывали, что одну и ту же вещь можно рассматривать и как добро, и как зло, и как добро и зло одновременно в зависимости от отношения , в каком мы рассматриваем эту вещ. Чтобы не ходить далеко за примерами, я приведу удачны, но мой взгляд, пример из понравившейся мне статьи Нечаева И.А., представленной на нашу конференцию. «Любой индивидуальный труд есть потенциально общественный труд. Например, писатель может писать «в стол» или в журнал. В первом случае — нет никакой общественной составляющей труда, во втором — есть.» (можно не согласиться в том, что «в первом случае» нет «общественной составляющей!. например удачный как показывающий, что одна и та же вещь в зависимости от тог, в каком отношении мы её рассматриваем, будет по-разному проявлять свою общественную или индивидуальную «природу»).
Так что, по-моему, вопрос не может быть решён «вообще», абстрактно, а только применительно к конкретной вещи и конкретной ситуации. Что же касается «в режиме настоящей конференции», то только рассмотрением конкретных вопросов (в их конкретном историческом прочтении). как по-моему мы и наблюдаем в большинстве статей, представленных на конференцию (например, если я не ошибаюсь,то в статье Сычёва А.А. «Индивидуальное и социальное измерения концепта «враг» видно, что это измерение зависит от конкретно=исторического содержания, в котором интерпретируется этот концепт).
Всего вам хорошего.
Благодарю за ответ!