Цели индивида и общества существенно различаются, соответственно, не совпадает фактическое содержание индивидуального и общественного измерений множества явлений. Проблема состоит в том, что для их обозначения часто используются одни и те же слова. Это является одной из причин случайной или намеренной подмены понятий в публичных дискуссиях, в результате которой выводы, полученные в ходе анализа индивидуального явления, неправомерно прилагаются к социальным явлениям и наоборот.
Типичным примером слова, индивидуальные и общественные смыслы которого не совпадают, является слово «враг». Враг может быть личным и публичным, индивидуальным и коллективным, внутренним и внешним, однако в современных языках лексическая дифференциация проводится редко и для обозначения любых источников враждебности обычно используются универсальные слова («враг», «enemy», «Feind» и т.д.). Так, К. Шмитту приходится подчеркивать, что в политическом контексте враг (Feind) – это не приватный противник (Gegner), к которому испытывают антипатию. «Враг есть только публичный враг, ибо все, что соотнесено с такой совокупностью людей, в особенности, с целым народом, становится поэтому публичным. Враг – это hostis, а не inimicus в более широком смысле, πολέμιος, а не ἐχθρός» [Шмитт, 2016, с. 304]. Здесь Шмитт ссылается на словоупотребление в классических языках, где, как он полагает, существовало более четкое разделение личного и публичного измерений этого понятия.
В древнегреческом языке для обозначения врага как такового использовалось слово ἐχθρός (от ἔχθω «ненавидеть»), в то время как применительно к военному противнику употреблялось πολέμιος (от πόλεμος «война»). Платон указывает на различие между этими понятиями, приводя в качестве примера первых эллинов, а вторых – варваров. Соотечественники обязаны быть близки друг к другу, но в силу каких-то патологических сбоев в естественном ходе событий иногда оказываются в состоянии вражды друг с другом. Варвары же – это естественные враги, враждебность которых распространяется на все государство [Платон, 1994, с. 248-249]. В латыни этой паре соответствуют слова inimicus и hostis (отсюда английские enemy и hostile). Первое состоит из отрицающей приставки и корня со значением «любить» (amare) – это не-друг. Второе обозначает чужого. Враг в первом значении есть всякий личный недруг, а во втором – противник в военных действиях.
Все эти различия в значениях могли бы представлять теоретический интерес для теории языка, однако применительно к теории морали выбор той или иной трактовки понятия «враг» предполагает практические последствия. Пример этому – позиции Л. Н. Толстого и И. А. Ильина по поводу библейских слов «любите врагов ваших.
Толстой полагает, что под ближним Христос понимает соотечественника, а под врагом – иноплеменника. Иудейский закон велел любить своих и ненавидеть чужих. Христос же учил любить всех, поскольку перед Богом все народы равны. Толстой пишет: «Нельзя любить личных врагов. Но людей вражеского народа можно любить точно так же, как и своих. И для меня стало очевидным, что, говоря «Вам сказано: люби ближнего и ненавидь врага, а я говорю: люби врагов», Христос говорит о том, что все люди приучены считать своими ближними людей своего народа, а чужие народы считать врагами и что он не велит этого делать» [Толстой, 1957, с. 365]. Логическим выводом из этой трактовки понятия «враг» является последовательная пацифистская позиция.
Ильин прочитывает в слове «враг» нечто противоположное: «Призывая любить врагов, Христос имел в виду личных врагов самого человека, его собственных ненавистников и гонителей, которым обиженный, естественно, может простить и не простить. Христос никогда не призывал любить врагов Божиих» [Ильин, 2011, с. 649]. Что касается последних, то, по мнению Ильина, всякий христианин не только может, но и обязан давать отпор как военному агрессору, так и тому, кто растлевает людей духовно.
В оригинале «любите врагов ваших» звучит как «ἀγαπᾶτε τοὺς ἐχθροὺς», где ἐχθρός обозначает личного врага. С этой точки зрения трактовка фразы Толстым выглядит ошибочной. Хотя положение о том, что все народы равны перед Богом не вызывает возражений, оно базируется на неправильном прочтении слова «ἐχθρός». Эту фразу очевидно нельзя использовать и в качестве аргумента для поддержки пацифизма, поскольку она не применима к ситуации войны и тем более не подразумевает непротивления агрессору.
С другой стороны, в трактовке врага у И. А. Ильина присутствует крен в противоположную сторону. Ильин моделирует внутреннего врага по образу и подобию внешнего, помещая их рядом как однородные понятия: «врага в сражении и бунтовщика при восстании должно убить» [Ильин, 2011, с. 729]. Кроме того, он не видит принципиальных различий между агрессором на войне и теми, кто занимается «растлением душ».
Таким образом, из трактовки всякого врага как врага личного следует чрезмерная его идеализация и оправдание капитуляции перед ним. В чрезвычайной ситуации войны такая позиция самоубийственна для государства и нации. Противоположная позиция – трактовка всякого врага как врага публичного санкционирует искусственное конструирование образа внутреннего врага, на которого списываются все ошибки и преступления власти. Эта позиция также проигрышна в долгосрочной перспективе, поскольку государство не только разрушает доверие к себе, но и фактически само создает для себя врага, который рано или поздно обретает реальность. По этой причине публичные дискуссии о враге требуют более четкого прояснения этого термина.
Работа выполнена при поддержке РГНФ, проект 17-03-00094 (а).
Список литературы
1 Ильин И. А. О сопротивлении злу силой // Ильин И. А. Путь духовного обновления. — М.: Институт русской цивилизации, 2011. C. 527-739.
2 Платон. Государство // Платон. Собр. соч. в 4 т. Т. 3. — М.: Мысль, 1994. С. 79-420.
3 Толстой Л. Н. В чем моя вера? // Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Т. 23. — М.: ГИХЛ, 1957 С. 304-468.
4 Шмитт К. Понятие политического. — СПб.: Наука, 2016. 568 с.