Роль ожиданий в научном познании

В настоящее время тема ожиданий является востребованной в различных науках. Активно исследуются вопросы роли социальных ожиданий в образовательном процессе (педагогика, социология, психология), их место в развитии личности (психология); весьма актуальна проблема инфляционных ожиданий (экономика). Именно за исследование последних в 2006 г. был удостоен Нобелевской премии по экономике Эдмунд Фелпс. Все это свидетельствует о многогранности феномена ожиданий, с одной стороны, а с другой, о значимости явления в жизни общества. Несмотря на множество работ, посвященных изучению различных аспектов ожиданий, ученые, как правило, не задумываются о том, какое место занимает данное явление непосредственно в процессе познавательной деятельности. В связи с этим представляется целесообразным определить, какую роль играют ожидания в научном познании.

Теоретическим основанием исследования является концепция ожиданий, предложенная А.В. Нечаевым в работе «Желания и ожидания: социально-философский взгляд», где сформулировано следующее определение явления. «Ожидание – это социальное состояние субъекта, в которым определяющим является целенаправленная деятельность субъекта по созданию возможностей для совершения какого-либо события или предотвращения его совершения, в то время как действительность данного события не зависит от данного субъекта» [Нечаев, 2015]. Здесь необходимо обратить внимание на два важных аспекта. Во-первых, ожидания являются частью практически любой деятельности субъекта, что позволяет нам рассматривать данное явление в контексте научного познания. Во-вторых, ожидания и есть специфическая деятельность индивида, посредством которой человек создает возможности для реализации существующего у него представления о чем-либо.

Для того чтобы выявить роль ожиданий в научном познании, предлагаем рассмотреть историю открытия планеты Нептун, сделанного в середине XIX века. История этого события тесно связана с проблемой вычисления орбиты планеты Уран, обнаруженной в 1781 г. английским ученым Уильямом Гершелем. На протяжении более чем 60 лет исследователи не могли вычислить точную орбиту данной планеты, выдвигалось множество различных гипотез, которые впоследствии свелись к двум основным: неприменимость законов Ньютона в случае больших расстояний между телами и воздействие иной, на тот момент еще не известной планеты [Знание — сила]. Исходя из предположения о верности последней гипотезы двум ученым – английскому астроному Джону К. Адамсу и французскому математику Урбену Ж.Ж. Леверье – математически удалось вычислить местонахождение данной планеты в 1845 и 1846 годах соответственно.

Теперь давайте проанализируем данное открытие с точки зрения значения в нём ожиданий ученых. Оба исследователя верили в то, что на орбиту Урана влияет другая неизвестная планета – это было их представлением. Непосредственно обнаружить планету (по крайней мере, неслучайно, как это было в случае с Ураном), не представлялось возможным. Поэтому ученые воспользовались математическими методами, чтобы «на бумаге» вычислить местонахождение новой планеты – таким образом, они создали возможность для реального обнаружения Нептуна. Иными словами, началом данного открытия стало не просто выдвижение гипотезы о существовании еще одной планеты, но ожидания исследователями (Адамсом и Леверье) верности этого предположения.

Следует отметить, что роль ожиданий будет значительной не только на теоретическом уровне познания, но и на практике. Так, ожидания могут выступать основой для выстраивания наблюдения либо эксперимента по определенному плану и с учетом необходимых параметров. Возвращаясь к примеру с открытием Нептуна, отметим, что после опубликования исследования Леверье поиски новой планеты начались и в Англии. Однако представления английских ученых относительно пока еще не открытого Нептуна были ложными (они не учитывали наличие диска у планеты и т.д.). Как следствие, планета обнаружена не была. С другой же стороны, немецкий астроном Иоганн Галле со своим учеником д´Арре исходил из данных Леверье, благодаря чему успешно открыл Нептун «на практике» в 1846 году. Безусловно, в данном примере мы должны учитывать и множество других факторов, в том числе изначальный скептицизм английских исследователей относительно существования третей планеты, их необъяснимое желание приступать к ее поискам уже после опубликования работы Леверье и т.д. Тем не менее, как оказалось, англичанам удалось бы совершить это открытие первыми, если бы они изначально исходили из правильных данных.

Таким образом, мы видим, что ожидания учёных относительно объекта познания играют не просто важную роль в науке, но зачастую являются основой для всего исследования. Причём, это может выражаться как в выдвижении гипотезы, которая указывает на возможные характеристики объекта познания или предполагает наличие какого-либо явления, так и просто в представлениях ученых относительно рассматриваемой проблемы. В любом случае такие ожидания задают вектор всему исследованию, в связи с чем ученым необходимо обращать внимание на степень их обоснованности, чтобы не прийти к ложным результатам.


Читательские ожидания школьников как учебная и творческая деятельность

Литературное произведение как воплощение творческого замысла автора предполагает последующее его восприятие читателем, который способен его адекватно воспринять, осмыслить, вступить с ним в диалог. Проблема читательской рецепции на сегодняшний день остается одной из самых актуальных в современной гуманитарной науке. В литературном произведении, в его внутренней структуре изначально автором заложены механизмы, проектирующие то или иное читательское восприятие. Так, по мнению М.М. Бахтина, диалогичность, которой обладает художественный текст, уже сама по себе «вопрошающая, провоцирующая, отвечающая, соглашающаяся, возражающая»[1], а, следовательно, предполагающая активное взаимодействие читателя и автора. Определяя художественный текст как целостность, объединяющую в своей структуре субъекта, объекта и адресата высказывания, об особой роли реципиента говорит и М.Гиршман.[2]

В школьной практике встреча с литературным произведением является не только учебной ситуацией, но и творческой. И работа с читательскими ожиданиями школьников может быть весьма эффективной как в плане решения учебных задач, так и в процессе развития творческого потенциала учащихся.

На уроке важно, чтобы школьник не был пассивен, чтобы он был заинтересован в овладении той моделью, которую предлагает автор. И активизация читательских ожиданий, их реализованность или нереализованность способствуют пробуждению интереса к тексту, переходу к сознательному чтению, появлению желания узнать, почему возник «эффект обманутого ожидания», или, наоборот, почему его ожидания оправдались. Результатом такой деятельности станет понимание того, как устроено произведение, получение нового эстетического опыта.

Читательские ожидания как учебная деятельность.

Мы уверены, что читательские ожидания – это первый шаг к исследовательской деятельности, к осмысленному, вдумчивому прочтению текста. Очень важно при чтении и изучении незнакомых художественных произведений фиксировать внимание детей на их читательских ожиданиях, просить делать читательский прогноз. Опыт показывает, что метод читательских прогнозов эффективен, например, при работе с жанровой моделью народной и авторской сказки или при знакомстве с жанром юмористического рассказа. Как в случае со сказкой, так и в случае с юмористическими рассказами (например, А.П.Чехова) ребенок нередко попадает в ловушку определенного жанрового клише. Эффект обманутого ожидания побуждает ребенка к исследовательской деятельности – почему не оправдался читательский прогноз.

Ожидание как форма учебной деятельности включает в себя и ожидания преподавателя. После изучения какого-либо материала преподаватель обращается к разным формам контроля. Знакомство с рядом ранних рассказов А.П.Чехова может завершиться необычным чтением текста русского классика. Учащимся предлагается незнакомый чеховский рассказ, поделенный на несколько частей, которые читаются в авторской последовательности. Задача ребят – ответить на вопросы: «Что происходит в предложенном фрагменте?» и «Что будет дальше?» с обоснованием своих предположений. В ходе такого внимательного чтения с остановками, рассуждениями, «достраиванием» текста и угадыванием/неугадыванием авторской стратегии выявляется уровень освоения особенностей какого-либо понятия, жанра или целого этапа творчества писателя – чеховского «вдруг» и неожиданного финала в рассматриваемом примере. Рефлексия над долей угаданного или ошибочных предположений приводит к открытию сознательной авторской установки на «эффект обманутого ожидания», авторским приёмам-обманкам, с помощью которых ему удалось усыпить бдительность читателя.

Читательские ожидания как творческая деятельность.

Нельзя не согласиться с представителями рецептивной эстетики в том, что чтение, деятельность читателя предполагает творческую активность. При работе с читательскими ожиданиями важно помнить, что «горизонт ожидания» школьника принципиально иной, нежели у учителя, он не определяется знанием авторского стиля и манеры письма, кругом вопросов и проблем, к которым обращается конкретный автор. Процесс чтения текста похож в данном случае на его творческое домысливание, «дописывания» и «переписывания», приспосабливание к современным культурным реалиям.

Например, при знакомстве с повестью Н.В.Гоголя «Тарас Бульба» у некоторых школьников в процессе чтения возникают определенные читательские ожидания, которые не оправдываются в финале. Согласно читательским прогнозам семиклассников повесть «Тарас Бульба» должна была закончиться славной победой героя, который принес мир и счастье всем людям, и сам при этом остался жив. Другими словами, ожидания семиклассников опираются на знакомую и не так давно изученную ими былину, либо, что вероятнее, на массмедийный сюжет о супергерое. На такое восприятие героя школьников провоцирует и сам гоголевский текст, приемы создания образа героя.

Работа с читательскими ожиданиями является лишь одним из этапов работы с художественным текстом, один из шагов к продуктивному чтению. Читательские ожидания задают мотивацию к чтению, побуждают школьника задавать вопросы, прогнозировать ответы, сверяясь с текстом, другими словами – вести диалог с автором. Школьники учатся интерпретировать текст.

[1] Бахтин М. Автор и герой в эстетической действительности / М. Бахтин // Литера- турно-критические статьи. – М.: Худож. лит., 1986. – С. 5–26.

[2] Гиршман М. М. Литературное произведение: теория и практика анализа. – М. : Высш. шк., 1991. – 160 с.


Социальные ожидания как элемент идеологии и детерминанта социального статуса субъекта (гендерный аспект)

Исторические условия, которые определяют критерии рационального выбора женщины относительно деторождения, становятся основанием для дальнейшего анализа и прогнозирования тенденций трансформации женских репродуктивных практик. В зависимости от социально-исторического контекста и господствующей идеологии в обществе различные системы экспертного знания обеспечивают конструирование соответствующего той или иной эпохе социального статуса женщин с использованием контроля за деторождением.

Социальные ожидания самих женщин, связанные с наступлением материнства, репрезентированы в приватном дискурсе. В целом, тенденция такова, что материнство как элемент приватного пространства воспринимается позитивно. В публичном же дискурсе статус женщины-матери неоднозначен.В настоящее время в российском обществе существует частичный разрыв между приватным и публичным дискурсами о беременности и деторождении. Доминирующим в публичном дискурсе по-прежнему остается основанный на идеологии контроля дискурс социальной политики и прочно подкрепляющий его фетоцентрический контекст дискурса медикализации. В современном обществе идеология контроля уверенно поддерживается экономическими основаниями дискурса рыночных отношений. В сферу частной жизни проникает идеология ухода за собой и достижения успеха, что влияет на восприятие женщинами состояния беременности как личного решения и реализации собственных интересов. Стоит отметить, что распространение и той и другой идеологии ограничено принадлежностью к социальной группе и социальным статусом женщины и ее семьи.

Маркером дискурса о беременности в публичном пространстве становится «угроза». В ситуации угрозы оказывается сама женщина, ее окружение, беременность угрожает социальному благополучию, привычному порядку вещей и т.д. Тому, как производятся конструкты, интерпретирующие уровни и степени «угрозы», предшествуют определенные исторические и культурные предпосылки, возникающие на фоне тех или иных социально-исторических условий – контекст. Сегодня экономические категории активно внедряются и в приватный дискурс о беременности и деторождении, под влиянием таких смысловых коннотаций как «ребенок-дорогое удовольствие», «были бы деньги», констатации системы ограничений, которые возникают у родителей «сейчас – другая жизнь, до ребенка была – другая жизнь».

В современной феминистской традиции контрдискурс строится на основании идеологии достижения успеха. В равных для гонки за достижениями и успехом условиях социальная мобильность, которая резко возросла в постсоветский период, повлияла на репродуктивный выбор большинства женщин. Резюмируя западный опыт, феминистские исследователи рассматривают материнство как социальный институт. Они делают акцент на том, что среди сознательно бездетных женщин значительное количество выходцев из семей рабочего класса, поднявшихся по ступеням социальной иерархии. Для таких женщин материнство просто не включено в сферу их персональных приоритетов [Morell, 1993, P.309]. В современном обществе, где наиболее ценной «валютой» становится личное время, которое можно направить на развитие собственного потенциала, материнство оказывается более тягостным, чем когда бы то ни было.

В рамках кейса мы будем использовать данные электронной базы СМИ «Интегрум». Анализ публикаций центральных и региональных газет ( в том числе — электронных версий некоторых печатных СМИ). Используя дискурсивный анализ текста новостей и публикаций, предложенный Т.ван Дейком, мы попытаемся определить, в рамках каких моделей задается сценарий опасности, угрозы, связанной с наступлением беременности.

«Помогает тот, кто сам был в беде «АиФ» заступился за одинокую женщину с детьми<…> Статья<…>называлась «Кубанская нищета» («АиФ-Юг» № 42, 2013 г.), в ней «АиФ» рассказал историю жительницы края Анны Кучеренко. В нищете она оказалась из-за… беременности. Анна уже растит без мужа дочь, еле сводя концы с концами. И вот случилась беда-счастье — она забеременела вторым ребёнком. Кавалер вяло пообещал помогать… Работодатель, едва обозначился животик, предложил уволиться. Жизнь поставила перед выбором: избавиться от ребёнка и сохранить небольшой, но стабильный доход либо… Анна выбрала малыша. И вместе с этим — полуголодное существование. Куда бежать? К родным, к властям?» (С. Лазебная «Анна и дед». АиФ-Юг, дата публикации 11.12.2013).

«Нежелательная беременность — одна из основных причин, по которой мигрантки бросают своих детей. Для большинства ребенок является позором, поскольку он был зачат не в за-конном браке, пояснила Джураева. — Мы боремся с этой проблемой и в настоящее время готовим обращение в миграционную службу Таджикистана с просьбой запретить выезд из страны девушек в возрасте до 24 лет и беременных женщин (Прим. авт. Глава правозащитной организации «Миграция и право» — Гавхар Джураева)

Директор Института социальной политики и социально-экономических программ ВШЭ Сергей Смирнов полагает, что с мигрантками необходимо проводить профилактические беседы. Однако эксперт уверен, что профилактические беседы стоит проводить только с легальными мигрантками. Если же беременная женщина находится в стране незаконно, то ее необходимо депортировать.» (Т. Бородина «Нелегальных беременных депортируют». Известия, московский выпуск PDF, дата публикации 11.12.2013)

«<…> Часто в благотворительные фонды и церковь обращаются женщины с кризисной беременностью. При этом возникает вполне резонный вопрос: а где же твои мама, папа, брат, дядя, дедушка, в конце концов? Почему у тебя проблемы с жильем, едой, одеждой, почему близкие отказываются от твоего еще не родившегося ребенка?» (О.Иванова «Семья превыше всего». Сельская жизнь, дата публикации 12.12.2013).

В данном корпусе текстов мы выделяем семантические единицы, которые «повышают градус опасности», связанный с состоянием беременности. Беременность как нищета, жизненный выбор между «нормальной» жизнью и голодным существованием, как время, связанное с появлением проблем, позором, страхом оказаться вне закона (во втором тексте смешиваются как минимум два типа угроз – беременность и миграция, образуя консеквенцию, что усиливает эффект, поскольку обе роли помещают женщину в рамки маргинализации). Беременность связывается с такими понятиями как кризис и риск – коннотативно относящихся к сфере экономики. Все три текста призваны сформировать и оправдать позицию государства в ответ на угрозу. Как и следует ожидать, данный дискурс базируется на легитимации экономических институтов выплат и пособий. При этом сразу устанавливается система ограничений на распределение ресурсов, что маркирует все виды выплат как форму контроля за женщиной-гражданином, представителем профессии, экономической единицей (не-граждане, неработающие и экономически нейтральные по отношению к государству субъекты в данном контексте априорно подвергаются эксклюзии):

«Пособия по временной нетрудоспособности и связанные с материнством рассчитываются из заработка, на который начисляются страховые взносы. В 2011году размер базы для начисления страховых взносов составлял 463 тыс. руб., в 2012 году — 512 тыс. руб., в 2013 году — 568 тыс. руб. Повышение происходит постоянно». («Социальные пособия получают лишь те, за кого платят страховые взносы», Комсомольская правда 14.12.2013).

В случае с «монетизацией» беременности мы можем наблюдать как репрезентацию идеологии патернализма (государство заботится, дает денег, как отец семейства, не позволяет умереть от голода, с другой стороны – констатирует несостоятельность собственных институтов выплат, но в качестве оправдательной позиции использует альтернативную номинализацию женщин: «мигрантка», «безработная» и др., проявляя в достаточной степени идеологическую позицию контроля по отношению к ним), так и идеологию контроля: «получат пособие», «произойдет повышение» — действия сконцентрированы вне субъекта, женщины выступают объектами данного действия.

Одним из способов реализации контроля над деторождением, помещающим беременность в рамки рыночных отношений становится политический дискурс о «материнском капитале». Сама конструкция понятия предполагает материнство как отношение экономического воспроизводства. «Капитал» как символ буржуазной эксплуатации и прибавочной стоимости, как поддерживающий отношения господства агент. Поскольку «капитал» поступает от государственных институтов, они приобретают особое значение в реализации своего права контролировать и использовать производственные силы, в качестве которых рассматриваются женщины, средством производства становится способность к деторождению.

Усиление экономических коннотаций беременности, имеющих тем более прочные идеологические основания, в чем больших сферах власти-знания они производятся, реализуется в рамках дискурса о суррогатном материнстве. Экономические обоснования в категориях спроса и предложения переходят из сферы торговли и производства в сферу деторождения и материнства. Со стороны медицинского знания приводятся обоснования высокой стоимости возможности материнства. Рассмотрим как данный дискурс транслируется СМИ:

«Как известно, спрос рождает предложение. А спрос растет: с каждым годом все больше людей готовы заплатить немалую сумму за рождение собственного ребенка. Соответственно, растут и гонорары, которые требуют суррогатные матери».(А.Горбачева «Суррогат согласия». Коммерсант-Приложение, дата публикации 10.12.2013).

Экономический дискурс усиливает фетоцентрическую позицию медицинского дискурса, в рамках которого женщина рассматривается как средство для производства детей. Открывает новые возможности ля предоставления «объективной оценки», «расчета стоимости» беременности и деторождения. Формируется тенденция к коммодификации репродуктивности женщины. Тем самым укрепляется позиция социально-политического дискурса, приоритетной в рамках которого является идеология контроля, поскольку получает новое дополнительное обоснование необходимости контроля: за экономическими агентами, которыми становятся женщины, способные к деторождению.

Таким образом, можно сделать вывод о влиянии идеологии контроля государства за деторождением на социальные ожидания субъектов, подкрепляемые не только политическим и медицинским дискурсом, но и дискурсом экономической власти-знания, основанном на принципах контроля за получением прибыли, дохода, спроса и предложения. Чтобы оценить, каким образом идеология контроля опосредованно детерминирует социальный статус субъекта необходимо обратиться к понятию статусных характеристик.

Понятие «статусная характеристика» (status characteristic) рассматривает С. Риджвэй в рамках теории ожидаемых состояний (expectation states theory), где то или иное состояние определяется как статусное в случае если оно конституируется как отличное от некого другого состояния, одно их которых имеет положительное, а второе – полярно отрицательную коннотацию, при этом наступление такого состояния связано с изменением социального статуса. Можно сказать, что в основе таких состояний лежит бинарная оппозиция ролей, которые может осваивать индивид, в частности в нашем случае – «матери-нематери». Комбинация практик, свойственных и ожидаемых от субъектов-носителей такой роли, в ходе анализа может давать результирующую в виде той ступени социальной иерархии, которую занимает индивид. То есть сочетание целого ряда статусных характеристик в итоге определяет положение в обществе (Rigeway, 2004).

Материнство (motherhood) рассматривается в работах Риджвэй как особая ролевая позиция, основной характеристикой которой выступает приоритетная для индивида необходимость ухода за детьми (primery caretaker) – потенциальная или реально наступившая. То есть при этом абсолютно не оценивается, действительно ли эта практика будет реализована самой женщиной. В российском контексте, равно как и в западном, пока еще неизменно доминирует приписывание этой позиции именно женщине.

Поскольку материнство вписано в контекст женского гендерного гражданства, которое определяется целевой политикой, гендерными идеологиями и проявляется в устойчивых практиках, реализуемых женщинами (Здравомыслова, 2009). Именно такое понимание создает для исследователей пропозицию, что материнство – часть общего стереотипа, связанного с гендерным предубеждением в отношении женщин. Однако Риджвэй убеждена, что материнство может и должно рассматриваться как особая социальная роль, имеющая свою собственную импликацию, кроме как наличие связи со статусом пола. Если следовать данной интенции, то таким образом можно сказать, что мужчины также могут освоить эту социальную роль, являясь тем самым приоритетным агентом ухода за ребенком (primery caretaker). Именно в этой связи Риджвэй также ставит перед собой задачу соотнести, как связано материнство и характеристика «женского опыта» (be woman), определить каковы последствия принятия роли «матери» для мужчины (то есть предполагается, что мужчина осваивает практики, необходимые для осуществления ухода за ребенком, отличные от практики, характерной для роли отца). Опираясь на целый ряд исследований и следуя традициям социально-конструктивистского направления, автор доказывает, что статус матери способен влиять на положение в обществе как женщины, так и мужчины в случае освоения им роли, предполагающей что он является приоритетным агентом ухода за ребенком, то есть материнство предстает как самодостаточная категория анализа гендерных отношений и как статусная характеристика.

В качестве примера, связанного с влиянием данной статусной характеристики на социальный статус субъекта в обществе приводится исследование Э. Криттенден (A.Crittenden, 2001), основанное на изучении кейсов, которые репрезентируют низкое положение женщин-матерей в обществе. В свою очередь, ярким примером того, что статус субъекта, освоившего практики материнства, падает, в том числе и в системе межличностных отношений, может служить автобиографическая публикация о жизни отца, оформившего «декретный отпуск» (Wiechmann, 2002 ).

Для общества с развитой рыночной экономикой свойственно, что статус матерей ниже, чем статус не-матерей (мы будем использовать это понятие во избежание иных коннотаций, кроме той, что характеризует субъекта как носителя роли матери или как субъекта, который не является носителем данной роли и не осуществляет практики, связанные с материнством), хотя эту позицию и нельзя охарактеризовать как не снискавшую уважительного отношения среди членов общества. Дело в том, что для рыночных отношений значительно большую ценность имеют навыки, не связанные с материнством, они же и обеспечивают более высокий статус в обществе. Навыки, которые формируются в результате осуществления работы по уходу за ребенком, также декларируются как необходимые для нормального функционирования общества, но при этом они оказываются в некоммерческом секторе экономики, становятся неотъемлемой частью дискурса о семейных, общественных и духовных ценностях, а значит и рыночная стоимость их значительно ниже. Этот факт обосновывается разницей в зарплатах «бюджетников» (к которым относятся большинство профессий по организации ухода) и представителей коммерческого сектора.

В публичном дискурсе роль «хорошей матери» оппозиционна роли «эффективного работника», а значит, материнство приобретает коннотации ограничения возможностей женщины, создавая контекст для дискриминации ее в связи с освоением роли матери (Ridgeway 2004).

Итак, в контексте господствующей идеологии и, как следствие, в системе социальных ожиданий членов общества на макроуровне, женщина-мать воспринимается как обладающая довольно низким статусом, по сравнению с женщиной не-матерью, в целом благодаря использованию маркеров «угрозы» в системе публичных дискурсов, тенденции к коммодификации женской репродуктивности и использованию женского труда в низкооплачиваемой и дефицитной с точки зрения насыщения рынка отрасли ухода и заботы. Социальные ожидания, формирующиеся под влиянием публичного дискурса, таковы, что женщина, становясь матерью, нивелирует все остальные социальные роли и впоследствии должна затратить дополнительные ресурсы на восстановление прежнего социального статуса. Однако, сам процесс снижения социального статуса в связи с материнством, не является приоритетом системы гендерных социальных практик, поскольку практика ухода за ребенком может быть реализована не только женщиной.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Эти тезисы развиты и опубликованы в статье Виноградова Е.Ю. Cоциальные ожидания как элемент идеологии и детерминанта социального статуса субъекта (гендерный аспект) // Социальные явления. 2016. № 2(5). С.58-64.  Прочесть полный текст →

Библиография

Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности.-М:Алетейя, 1995

Ван Дейк Т. Язык, познание, коммуникация.- Б: БГК, 2000.

Волков В.В., Хархордин О.В. Теория практик. СПб: Издательство Европейского университета, 2008.

Ловцова Н.И., Ярская-Смирнова Е.Р. Демографическая проблема: кто виноват и что делать? // Мир России. 2005. № 4. С.83

Темкина А. Новый быт, сексуальная жизнь и гендерная революция. // Новый быт в современной России: гендерные исследования повседневности. — СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2009. C. 38-65

Barilan M.Y. Medicine as grooming behavior: potlatch of care and distributive justice.//Health. 2002. Vol.6.P237-260

Correll Sh., Ridgeway C. Motherhood as a status characteristic//Journal of Social Issues, Vol. 60, No. 4, 2004, pp. 683—700

Correll Sh., Ridgeway C. Unpacking the Gender System: A Theoretical Perspective on Gender Beliefs and Social Relations// Gender & Society, Vol. 18 No. 4, August 2004, P.510-531

Morell C. Intentionally Childless Women: Another View of Women’s Development //Affilia, 1993. P. 8.- P.300-316

Parry C.D. Women’s Lived Experiences with Pregnancy and Midwifery in a Medicalized and Fetocentric Context: Six short stories.//Qualitative Inquiry. 2006. Vol.12. P.459-471

Stokes P.R. Pathology, Danger, and Power: Women’s and Physicians’ Views of Pregnancy and Childbirth in Weimar Germany // Social History of Medicine. 2000. Vol.13 (3). P.359-380.

Zadoroznyj M. Birth and the ‘reflexive consumer’: trust, risk and medical dominance in obstetric encounters./ Journal of Sociology.2001 .Vol.37(2).P.117-139

Взаимосвязь родительской тревожности и родительской компетентности, обусловленной социальными ожиданиями

В процессе глобализации современного мира преобразования. коснулись и сферы родительско-детских отношений. Переизбыток информации трансформирует потребности и возможности ребенка, знания и умения, воздействуя на его сознание и способ его жизнедеятельности. Каждое из следующих поколений теряет все больше традиционных ценностей, подменяя их актуальными для своего времени приоритетами. Современное общество предъявляет родителям завышенные требования, формирует представления об идеальном родительстве и родительской компетентности.

Руководствуясь ошибочными представлениями и ожиданиями, не обладая компетентной информацией, родители стремятся ускорить процесс социализации, не учитывая сензитивного возрастного периода и зоны ближайшего развития в конкретном возрасте. Отношение родителей к воспитанию своего ребенка становится противоречивым, что приводит к внутренней напряженности и тревожности родителя.

Большинство проблем, возникающих в отношениях между родителями и детьми – это результат недостаточной родительской компетентности, которая может снижаться в результате тревожности родителей. Родительская тревожность влияет на качество родительской компетентности, так как влияет на уверенность в собственных способностях и возможностях как родителя. Тревожность возникает в ситуациях неопределенности. Для снижения эмоционального дискомфорта в таких ситуациях человеку свойственно строить прогнозы, формировать ожидания. Даже негативные ожидания снижают тревожность, связанную с неопределенностью и дефицитом информации.

В этой связи можно выдвинуть гипотезу, что высокая тревожность родителей снижает качество родительской компетентности, в том числе за счет возникновения ошибочных ожиданий. В фокусе внимания является исследование тревожности у родителей и родительских ожиданий, которые обуславливают тип отношения к ребенку и влияют на качество родительской компетентности.

Для проверки гипотезы было проведено исследование, выборка которого состояла из 21 родителей (матери) в возрасте от 22 до 44 лет, из них 16 родителей имеют 1 ребенка и 5 родителей 2 детей. Все испытуемые жители города Самара. Исследование проводилось в виде интернет опроса на сайте http://ianketa.ru/ по следующим методикам: методика измерения родительской тревожности (А.М. Прихожан); методика М.С. Ермихиной «Сознательное родительство»; методика измерения родительских отношений Варги – Столина (ОРО).

Родительская тревожность влияет на качество родительской компетентности, так как снижает уверенность в собственных способностях, возможностях как родителя, подкрепляется негативными ожиданиями [Никитин, Никитина, 1989]. Вследствие этого тревожность снижает удовлетворенность от самого процесса родительства, блокирует положительные ощущения, эмоции и чувства, которые возникают в процессе воспитания и заботы детей.

Социальные ожидания и общественное влияние на формирование родительства необходимо рассматривать с точки зрения социального регулирования: социум задает для личности определённые образцы родительства, которые преломляясь через ценностно-смысловую сферу и личный опыт, полученный в первичной семье, дают основу для формирования родительства в конкретном случае [Овчарова, 2006].

Предъявляемые родителям ожидания социума, формируют представления об идеальном родительстве и родительской компетентности.

Взаимодействие родителей с детьми предполагает контекст социальной направленности родителей и их ожиданий. Родитель, заботясь об эмоциональном и физическом благополучии ребенка, должен ещё видеть в нем целостную личность, учитывать его права и свободу. Собственные родительские ожидания он соотносит с теми возможностями и знаниями, которыми он обладает. Родитель чувствует повышенную ответственность за будущее своего ребенка. Осознанность своего родительства — это залог эффективного родительства и гармоничной семьи.

Анализ научных подходов к определению сути понятия «родительская компетентность» или «компетентный родитель» позволяет говорить о нём как о психологическом феномене, подразумевая психологическую, педагогическую, социальную компетентность родителя, и «родительскую эффективность».

Понятие «родительская компетентность» предполагает определенный набор знаний, умений, навыков и установок, который дает родителю возможность эффективно взаимодействовать с ребенком. Основным критерием компетентного и эффективного родителя, является его способность обеспечить позитивное развитие когнитивной, эмоциональной, социальной и личностной сферы жизни своего ребенка [Захарова, 2009; Овчарова, 2006].

Компетентный родитель – это человек, способный справляться с собственными негативными ожиданиями, не испытывать страха за неудачи как родителя и не переносить чувства страха или вины на своего ребенка. Это человек, чьи родительские установки и ожидания, позволяют почувствовать и задать реальную ситуацию развития своего ребенка, чьи способности эту ситуацию изменить. В состав понятия «компетентности» входит близкое ему понятие «компетенция», которое понимается как частный случай, один из элементов компетентности. Компетенция – это набор умений, которые проявляются в поведении как те или иные действия – речевые, двигательные [Коваленко, 2007].

Учитывая предположительное влияние родительской тревожности на качество родительской компетентности, мы сочли корректным оценить общий уровень тревожности и уровень родительской тревожности. Методика измерения родительской тревожности А.М. Прихожан показала, что состояние испытуемых характеризуется нормальным уровнем тревожности, который необходим для адаптации и продуктивной деятельности, что свидетельствует о достаточной включенности родителей в воспитание ребенка.

Уровень эмоционального благополучия испытуемого, оптимален, что позволяет родителям адекватно оценивать ситуацию и эффективно взаимодействовать с окружающими.

Согласно результатам исследований Т. М. Марютиной, чем выше у родителей уровень интеллектуальных интересов, независимости суждений и чем более они спокойны и уверены в себе, тем спокойнее и ближе к ним ребенок. Чем выше тревожность родителя и его зависимость от социальных ожиданий, чем более он ориентирован на собственный внутренний мир, тем больше ребенок предпочитает общество других, т. е. стремится отдалиться [Марютина, 2000].

По методике М.С. Ермихиной выявляющей «сознательное родительство», мы выявили следующую выраженность компонентов родительства: когнитивный компонент — 68,6 балла, эмоциональный компонент — 58,0, поведенческий компонент — 60,0 балла. «Родительская ответственность», являющаяся когнитивным компонентом родительской компетентности, у обследованных родителей ярко выражена. Результат транслирует осознание и понимание своей родительской позиции, в большей степени родители осознают свою ответственность перед обществом, семьей и ребенком. Поэтому можно предположить, что для наших испытуемых является осознанным адекватно соответствовать ожиданиям общества, отвечать за соблюдение норм и правил, диктующих социумом. В виду этого нельзя не упомянуть о тревожности, которая всегда связана с ожиданием неудач в социальном взаимодействии. Если у человека повышается уровень тревожности в результате неудовлетворения ведущих мотивов, она регулирует поведение человека, снижая опасность для него как для социального объекта, распознавая причину опасности [Прихожан, 2001]. Ярко выраженная «родительская ответственность» обеспечивает конгруэнтность социальным ожиданиям, а значит и низкий уровень тревожности.

Относительно высокие показатели по шкале «родительского отношения» и «родительских чувств» можно интерпретировать как рационально выстроенную позицию относительно воспитания своих детей. У родителей сформировано эмоционально-позитивные ожидания ребенка, принятие ребенка. Поведенческий компонент содержит коммуникативные позиции родителей, прогностический аспект дальнейшего взаимодействия с ребенком. Прогностичность позиции родителя означает его способность взаимодействовать с ребенком в зоне его ближайшего развития [Овчарова, 2006].

Самые низкие показатели по шкалам — «родительские установки и ожидания» и «семейные ценности» можно интерпретировать важностью для испытуемых соответствовать социальным ожиданиям и ориентацией на общественные ценности, что предполагает нивелирование, размывание в процессе воспитания индивидуальности и уникальности.

Данные измерения родительского отношения, полученные в результате обработки методики Варги — Столина, позволили обнаружить выраженный показатель у 80,3% испытуемых по шкале «Образ социальной желательности поведения» — кооперация. Ориентируясь на социальные ожидания, родители принимают общественные эталоны, формируя у ребенка социально значимые качества. Стратегия кооперация свидетельствует о заинтересованности родителя в деятельности ребенка, в помощи ему и сочувствии.

Значимые результаты обнаружены по шкалам «симбиоз» (74,97%) и «отношение к неудачам ребенка» (70,25%). Родитель чрезмерным погружением в деятельность ребенка, стирает психологические границы с ребенком, создает «прозрачность» границ внутреннего мира ребенка, порождая ощущение неуверенности в себе, зависимости. При этом мысли и чувства ребенка игнорируются, тем самым не замечая реальные проблемы ребенка.

Таким образом, социальные ожидания относительно родительства зачастую необоснованно завышены, что формирует у родителей эталон идеального родительства и родительской компетентности. Тревожность всегда связана с ожиданием неудач в социальном взаимодействии, с возможностью фрустрации социальных потребностей.

Качество родительской компетентности проявляется в способности взрослого применять точный и искренний язык контакта с ребенком, включающий многообразие вербального и невербального общения, определяющий слаженную взаимосвязь с ребенком и его позитивное само принятие.

В результате исследования были сделаны следующие выводы:

Частое расхождение собственных возможностей и ожиданий общества способствуют усилению тревожности.

Следование общественным нормам и соответствие социальным ожиданиям обеспечивает благоприятные социальные контакты, а значит и адекватный уровень тревожности наших испытуемых, которые ориентированы на максимизацию благополучия ребенка.

Социальные ценности более приоритетны, чем семейные.

Высокий уровень родительской ответственности и приверженность социальным ожиданиям меняет качество родительской компетентности, упуская чувственность в родительско-детских отношениях.

У испытуемых преобладает когнитивный компонент «родительства», в отличие от эмоционального компонента.

Родитель чрезмерным погружением в деятельность ребенка, стирает психологические границы с ребенком, создавая «прозрачность» границ внутреннего мира ребенка.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Эти тезисы развиты и опубликованы в статье Камзина О. А. Взаимосвязь родительской тревожности и родительской компетентности, обусловленной социальными ожиданиями // Социальные явления. 2016. № 1(4). С.55-60.  Прочесть полный текст →

Список литературы:

Березин Ф.Б. Психическая и психофизиологическая адаптация человека.- Л.: Медицина. Д988 — 323 с.

Варга А. Я. Структура и типы родительского отношения. — М., 1986.

Варга А.Я. Тест-опросник родительского отношения / А.Я. Варга, В.В. Столин // Практикум по психодиагностике. Психодиагностические материалы. – М., 1988. – 79 с.

Вилюнас В. К. Психология эмоциональных явлений. М. Изд-во МГУ,1988-164 с.

Гиппенрейтор, Ю.Б. Общаться с ребенком. Как? / Ю.Б. Гиппенрейтор; художник. Т.В.Егорушкина, В.А. Храма. – М.: АСТ: Астрель, 2011. – 350 с.

Захарова Г.И. Психология семейных отношений: Учебное пособие. – Челябинск: Изд-во ЮУрГУ, 2009.– 63 с.

Коваленко А.В. Компетентностный подход в высшем профессиональном образовании. Хрестоматия-путеводитель. Автор-составитель: А.В.Коваленко. (Под научной редакцией проф. М.Г. Минина): – Томск: Изд-во ТПУ, 2007г. – 117 с.

МарютинаТ. М., Ермолаев О. Ю., Мункоев А. Г. Личностные особенности матери и школьная готовность ребенка: сравнительный анализ двух популяций // Психологическая наука и образование. 2000. № 1. С.78-85.

Михеева, Н. Д. Методика незаконченных ситуаций (МНС) для диагностики родительской компетентности / Н. Д. Михеева. — С.49-56

Никитин Б. П., Никитина Л. А. Н 62 Мы, наши дети и внуки. — 3-е изд. доп. — М.: Мол. гвардия, 1989. – 303с.

Овчарова Р. В. Родительство как психологический феномен: учебное пособие. — М.: Московский психолого-социальный институт, 2006. — 496 с.

Петровский В.А. Личность в психологии: парадигма субъективности. – Ростов на Дону: Феникс, 1996. – 94с.

Прихожан А.М. Формы и маски тревожности, влияние тревожности на деятельность и развитие личности// Тревога и тревожность. – СПб. 2001.

Прихожан А. М. Тревожность у детей и подростков: психологическая природа и возрастная динамика. — М.: Московский психолого-социальный институт; Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 2000. — 304 с.

Спилбергер Ч.Д. Концептуальные и методологические проблемы исследования тревоги// Стресс и тревога в спорте. – М., 1983.

Ханин Ю.Л. Краткое руководство к применению шкалы личностной и реактивной тревожности. – Л., 1976.

Эриксон Э. Детство и общество. — Изд. 2-е, перераб. и доп. / Пер. с англ. — СПб.: Ленато, ACT, Фонд «Университетская книга», 1996.— 592 с.

 

СОЦИАЛЬНЫЕ ОЖИДАНИЯ В БЫТИИ ПОЖИЛОГО ЧЕЛОВЕКА

«…чтобы не чувствовать пропасть за спиной»

Юрий Рост

Слова в эпиграфе принадлежат фотографу Юрию Росту. Они были взяты из текста к фотографии «Вино №1», в котором Рост рассказывает, как на семидесятилетии своего друга Булата Окуджавы он подарил ему бутылку Цинандали 1906 года. Подарил он ее с особой целью: «чтобы в доме Окуджавы был хоть кто-то живой старше его самого, чтобы он не чувствовал пропасть за спиной». Такое представление о старости как «пропасти за спиной» кажется очень важным замечанием, поскольку именно со своим прошлым человек в большей степени ощущает разрыв. Причина данного явления может заключаться в частичной утрате социальной идентификации. Заканчивая свою трудовую деятельность после 55-60 лет, человек выходит из круга производственных отношений, в которых он участвовал в качестве учителя, инженера, рабочего и т.д.. И оказывается, что в глазах окружающих он уже не тот успешный врач или предприниматель, каким был раньше, а пожилой человек. Иными словами возрастная идентификация занимает место утраченной общественной. Чувствуя разрыв с своим прошлым, пожилому человеку чрезвычайно трудно моделировать свое будущее и ожидать от него что-то положительное.

Данная статья посвящена проблеме социальной изолированности пожилых людей. Эту проблему мы предлагаем рассмотреть через призму социальных ожиданий, которые выступают в качестве индикатора социальной активности. Ожидания показывают, вовлечены ли пожилые люди в процесс самостоятельной деятельности. Такой подход позволяет нам не только объяснить причины возникновения негативных ожиданий у пожилых, но и дает возможность определить способ формирования позитивных ожиданий и, как следствие, позитивного образа будущего.

Ожидания пожилых

В отечественной и зарубежной литературе проблему ожиданий пожилых в основном рассматривают в контексте развития социальной поддержки. Фиксируется понимание старости как особого периода жизни, во время которого человек не может в полной мере позаботиться о себе (в силу физиологических, психологических и прочих изменений). «Старение ассоциируется с появлением определенных ограничений, которые влияют на функциональные возможности субъекта, поэтому естественно ожидать некоторый уровень зависимости пожилых и потребности в помощи», — пишет Ann Horgas. Из этого следует, что пожилой человек рассматривается как субъект частично лишенный своей самостоятельности, и поэтому испытывает необходимость в медицинской, финансовой и психологической помощи.

Отношение к старению как неизбежному и тяжелому процессу, присуще также и самим пожилым. Большинство воспринимает реальность как свой жизненный путь, который заканчивается сложным испытанием старения [Evangelista 2014, 94]. Такое восприятие старости формирует негативные ожидания пожилых относительно своего будущего, что доказывают многочисленные исследования зарубежных ученых (Almeida J.P.S. & Rodrigues V.M.C.P., Carmo H.O., Merighi M.A.B. & Oliveira D.M., Burroughs H. & Lovell K., Lord J., Evangelista R.A. & Bueno A.S., Izal M. & Montorio I., Antonucci, T.C. & Akiyama, H., Baltes, M. & Wahl, H.W., Horgas, A.L., Rejeski, W.J.). В частности Evangelista R.A. проводила экспериментальное исследование ожиданий пожилых в одном из домов престарелых Бразилии. Анализ интервью с 5 женщинами и 9 мужчинами (60 — 92 года) показал, что помимо чувства брошенности, одиночества, они остро переживают следующие проблемы: низкий уровень взаимодействия в обществе и отсутствие социальной роли, которую они могли бы исполнять, проблема ухода за здоровьем, финансовые проблемы, изоляция, возрастная дискриминация и как следствие социальная маргинальность [Evangelista 2014, 83]. Поэтому ожидания участников эксперимента приобретают ограниченный и в большей степени негативный характер. В числе негативных: ожидание одиночества, жизни с болью и хроническими болезнями. Из нейтральных ожиданий можно выделить: не быть обузой для близких и медперсонала, а также получить удовлетворение от жизни в доме престарелых [Evangelista 2014, 83]. Ошибочно было бы полагать, что у пожилых людей сформировались негативные ожидания исключительно под воздействием пребывания в доме престарелых. 46.3 % пожилых в Бразилии сами выражают намерение переехать в такие учреждения, поскольку испытывают чувство одиночества и ненужности еще до пребывания в доме престарелых [Almeida, Rodrigues 2008, 1027].

Другое исследование было проведено Merighi M.A.B. и Oliveira D.M. В нем приняли участие 9 женщин (62 – 88 лет), в основном все в браке. Эксперимент также проходил в Бразилии. Авторы называют следующие ожидания пожилых: быть здоровыми, интересно проводить досуг и получать больше информации о возможностях медицинского обслуживания. По сравнению с предыдущим исследованием ожидания опрошенных женщин кажутся более оптимистичными, что частично объясняется наличием у них постоянной связи с близкими людьми (так как большинство замужем). Иными словами, можно предположить, что они в меньшей степени испытывают чувство одиночества, чем пожилые люди в доме престарелых, но здесь интересно другое. Несмотря на то, что ожидания последних можно в некоторой степени назвать оптимистичными, поскольку они свидетельствуют о намерении следить за своим здоровьем и приятно проводить время, при этом их ожидания не предполагают активной социальной позиции или какой-либо самостоятельной деятельности. Они инертны и направлены на сохранение текущего состояние человека. Другими словами, ожидания пожилых не имеют социальной направленности.

Итак, резюмируя все выше сказанное, необходимо подчеркнуть три принципиальных аспекта. Во-первых, сегодня пожилой человек рассматривается как субъект частично лишенный своей самостоятельности, которому необходима медицинская, финансовая и психологическая поддержка. Во-вторых, старение чаще всего понимается как неизбежный и трудный период жизни. В-третьих, ожидания пожилых преимущественно имеют негативный характер, они сопровождаются чувством одиночества, ненужности и изолированности. В-четвертых, ожидания пожилых не имеют социальной направленности.

Ожидания как индикатор социальной активности

Необходимо отметить, что в социальных науках не существует четкого разделения понятий «ожидание» и «желание», зачастую они используются как синонимы. На наш взгляд между ними есть существенное различие. Как пишет А.В. Нечаев: «Желание – это деятельность, направленная на создание возможностей удовлетворения человеком своей конкретной потребности» [Нечаев 2015, 15]. В этом случае человек создает возможности, с помощью которых он сможет самостоятельно изменить действительность в соответствии со своими интересами. Например, многие пенсионеры в России проводят лето на даче. Допустим, некоторые из них хотят в этом году посадить цветы. Конкретный человек делает все необходимое для осуществления своего желания: он покупает удобрение, сделает грядки и сажает семена. Посадить цветы – это осознанная потребность, которая является желанием, так как субъект сам меняет действительность. Затем наступает ожидание, оно появляется тогда, когда субъект уже не может непосредственно влиять на действительность. Тут он действует опосредованно. Он поливает грядки, следит за прогнозом погоды, защищает их от заморозков и пр. Человек может только создавать возможности для самих цветов, чтобы те взошли. Результат напрямую не зависит от него. На даче могут отключить воду, и грядки нечем будет поливать; может наступить резкое похолодание; или окажется, что ему продали не те семена, и вместо ожидаемой астры он получит гвоздики. То есть человек оказывается в условиях вероятности, где реальность не определена, поэтому он ожидает ее. Следовательно, ожидание — это социальное состояние субъекта, в котором определяющим является целенаправленная деятельность субъекта по созданию возможностей для совершения какого-либо события или предотвращения его совершения, в то время как действительность данного события не зависит от данного субъекта [Нечаев 2015, 18].

Иногда желание и ожидание могут совпадать как в случае с примером, приведенном выше: человек желает вырастить цветы и ожидает этого. Ожидание и желание – это всегда особая деятельность, но имеющая разную направленность [Нечаев 2015, 15]. Важно еще раз подчеркнуть, что ожидание представляет собой опосредованное изменение действительности. Это принципиальная особенность, на которой основывается наша гипотеза: ожидания являются индикатором социальной активности индивида. Наличие позитивных ожиданий у человека указывает на то, что он занимается деятельностью, которая опосредованно изменяет действительность. Речь идет как о реальности конкретного человека, так и о социальной действительности в целом, то есть о мире, который создается человеком. Поэтому даже ожидание всходов посаженных цветов может говорить о его социальной активности.

Существование человека в социальном мире непосредственно связано с деятельностью. Это способ взаимодействия с другими субъектами, с помощью которого мы вместе участвуем в изменении нашей действительности. Так как это совместная деятельность, значит, для каждого участника наступает момент, когда ожидаемый результат зависит уже не от него, а от действий другого. Поэтому наличие ожиданий является качественной характеристикой человека. Они показывают, что у человека есть цель, к которой он двигается, а значит ему «даже смерть не страшна» [Человек с бульвара Капуцинов]. Деятельность есть основа бытия человека в социальном мире. Ее отсутствие приводит сначала к изоляции, а затем к прекращению существования.


Представления родителей как причинные ожидания относительно социализации ребенка

Данные тезисы представляют результаты работы проведённой в рамках междисциплинарного проекта «Исследование социокультурных норм развития ребенка начала 21 в.».

В рамках проекта, разрабатываемая автором интенциональная методология [Еграшкин, 1990], позволила выработать подходы к выявлению и кодификации скрытых параметров социализации – системных представлений как причинных ожиданий относительно развития и социализации.

Сформулированы ответы на вопросы, касающиеся закономерностей функционирования тех культурных норм, которые познаваемы только с учетом своей рефлексивной природы. Классические знания возможны только в рамках «научного предмета», а процессы развития и управления развитием за счет «рефлексии научной предметности», например, — фиксации системных организованностей существующих в ментальности родителей, а далее понимаемых исследователем как функционирование и реализация у субъекта систем ожидания (относительно программы социализации и развития ребенка).

Полученные в эмпирическом исследовании данные имеют сложное междисциплинарное строение (по структуре являются отражением сущности в эмпирическом явлении), и имеют высокую степень обобщаемости и потенциал применимости. Знания применимы в практике воспитания и управления развитием в процессе социализации, тем более что в литературе, посвященной проблемам образования, тематика социокультурного программирования скрытых параметров социализации освещена слабо.

Гипотеза исследования. Ядро социализации ребенка составляют родители, имеющие целостные, взаимосогласованные, то есть системные представления-ожидания о развитии ребенка.

Ожидания родителей о развитии ребенка при достижении системной целостности реализуются в практике и выявляются как согласованные представления о воспитании, обучении, развитии и социализации. Совместное действие системных ожиданий представляет собой скрытый аспект программ социализации.

Метод и инструментарий исследования. Для получения эмпирических данных использовался индивидуальный письменный опрос по специально разработанной анкете, включающей ряд открытых и ряд закрытых вопросов. При обработке данных использованы индуктивный контент-анализ текстов открытых вопросов; ответы на открытые вопросы были обработаны и закрыты; применялся корреляционный и факторный анализ и ряд статистических критериев.

Исследование носит аналитический характер. Выборка – целевая. Было опрошено 256 учителей и 350 родителей. Опрашивались родители, посещавшие родительские собрания, т.е. те, кто активно участвовал во взаимодействии семьи и школы. Выборка репрезентирует мнение активных родителей городов и сел Самарской области.

Для проверки надежности выборки по содержательным вопросам, на основе пилотажного исследования определен объем, необходимый для получения результатов на уровне значимости p>0,05.

Результаты исследования. Ключевым компонентом работающих ожиданий родителей является блок представлений-ожиданий о продуктах социализации. Действующие ожидания относительно социализации ребенка выявлялись по специальной процедуре сформулированных вопросов относительно процесса и результатов социализации. Системные ожидания относительно социализации предполагают согласованность выражения ожидания в таких разнородных, но структурно связанных областях как субъект-средство-объект.

Анализируемые здесь три вопросы анкеты (8-й, 13-й и 17-й) направлены на выявление ожиданий относительно результата и процесса социализации: сфера назначения социализации (вопр. 8) , субъектная сфера, (ведущее личностное качество) (вопр. 13) и сфера формируемых способов жизни, жизненных правил (вопр. 17).

Вопрос 8. Как Вы думаете, к чему должна подготовить школа Вашего ребенка?

Предлагались варианты ответов:

  • 1 — к продолжению образования;

  • 2 — к трудовой жизни;

  • 3 — самостоятельной деловой жизни;

  • 4 — семейной жизни, созданию собственной прочной семьи;

  • 5 — профессиональной карьере;

  • 6 — общественно-политической деятельности;

  • 7 — жизни по общепринятым законам морали и нравственности.

Вопрос 13. Что нужно воспитать в ребенке, школьнике, чтобы он мог успешно войти во взрослую жизнь? (открытый вопрос).

Вопрос 17. Как Вы думаете, какое главное жизненное правило (девиз) должен освоить Ваш ребенок, входя во взрослую жизнь (открытый вопрос).

Указанные вопросы предполагают подсчет первичных ответов и вторичный содержательный и качественный анализ.

Полученные ответы приведены к дихотомической форме (т.к. со статистической точки зрения номинальная шкала является системой дихотомических шкал). Далее все полученные данные обработаны для выявления ранговой корреляции на дихотомических шкалах, где «0» означает «ответ не выбран», «1» — респондент выбрал данный ответ. Были отобраны связи, ранговая корреляция которых значима и сильна (коэффициент корреляции больше 0,6). Выявлены показатели, связи между которыми отражают целостность программ социализации: связи между субъектностью, средством и сферой применения. На основе теста Соммерса (Somers’) тестировалось наличие направленной (причинной) связи. Итог статистического анализ представлен в виде схемы ниже (стрелка на схеме означает, наличие значимой причинной связи).

Схема 1. Структура представлений о содержании и результате социализации

Из матрицы корреляционных связей видно, что центральную результирующую позицию занимают профессиональные ожидания «Школа должна подготовить к профессиональной карьере». Это ожидание связано с еще двумя параметрами и само зависит от параметра «Школа должна готовить к общественно-политической деятельности» (согласно показателю Соммерса для ранговых шкал).

В целом выделено три результирующих ожиданий:

«школа должна готовить к трудовой жизни»

«школа должна готовить к общественно-политической деятельности»

«школа должна готовить к самостоятельной деловой жизни»

Причинным фокусом результирующих аспектов социализации являются дуальные отношения между ускоренным характером личностного развития и жизненным правилом. Ожидается ускоренное личностное развитие в стратификационно сбалансированном обществе.

Рассмотренное взаимоотношение становиться причиной целого комплекса эффектов – взаимосвязанных процессов в моральности и общественной позиции, которые в свою очередь выступают причиной для запуска результирующих процессов профессионализации, а через нее и процессов, обеспечивающих готовность к самостоятельной деловой жизни (ведущей к формированию среднего класса) и готовность к трудовой жизни (которая обеспечивает формирование класса работников).

Первый уровень является причинным (см. схему вопр. 13.8), средний уровень (см. схему вопр. 8.7. и 8.6) – уровень эффектов реализующихся в процессах социализации и, наконец, третий уровень (см. схему вопр 8.5., 8.2., 8.3.) содержит результаты социализации для общества. Средний уровень, по-видимому, является основным содержанием школьной социализации. Исходный же уровень должен считаться базовым, а последний – результирующим.

В целом, хотя структура представлений в среднем уровне процессов социализации является равноправной (т.е внутри нее нет причинных связей), однако имеются два фокуса активности у родителей. Первый является фокусом, который связан с ориентацией на социум, в данном случае с ориентацией на мораль и нравственность (см. схему вопр.8.7.), а второй связан с формированием способности получать и использовать знания (см. схему вопр 13.6). Соответственно в блоке представлений о результатах социализации мы выделяем два ключевых момента: – субъектность профессионализации и ее следствие – способности к деловой и трудовой активности.

Таким образом, блок ожиданий о содержании социализации носит у родителей сложное строение, представляет из себя системно действующее представление (в форме ожидания). Такая структура имеет в себе потенциальную способность к реализации целостного социализирующего воздействия на институты образования.


ВЛАСТЬ ТРАДИЦИИ И СИЛА РЕАЛЬНОСТИ: МЕХАНИЗМЫ ОЖИДАНИЯ

Общества склонны следовать традициям в ситуациях выбора. Научно это наблюдение описано институциональными экономистами и обрело название «проблема колеи» (path dependence problem). В институциональной экономике вопрос ставится так: каким образом спектр возможных управленческих решений субъекта в данных конкретных условиях определяется теми решениями, которые были приняты субъектом прошлом? Существующие на сегодня объяснения феномена колеи являются гипотезами [Аузан 2015].

Исследования этой проблемы в рамках институциональной экономики имеют ряд ограничений. Во-первых, использование количественных методов позволяет установить корреляции, но не дает возможности описать механизмы зависимости. Во-вторых, объяснения, найденные за пределами науки, например, культурные факторы [Ясин] или политические факторы (демократия) получают статус неэкономического фактора в экономике и не выводятся в плоскость практического действия. В-третьих, сама постановка проблемы создает своего рода колею. Уровень развития общества определяется размером ВВП на душу населения и средней продолжительностью жизни населения, а сфера поиска — институты и так называемые культурные ценности. Эта колея ведет к этноцентризму в выводах.

Предлагаем рассмотреть феномен ограниченного традициями выбора управленческих решений в обществе через призму существующих теорий власти, а также исходя из понимания ожидания как деятельности. Таким образом, поставленная проблема выводится за рамки теории модернизации, и расширяется круг возможных подходов и решений. Возможно, что в принятие традиционных решений обусловлено властью тех людей и социальных групп, которые в настоящее время не участвуют в принятии решений (они по тем или иным причинам ушли из общественной жизни). Будем их называть предыдущими поколениями.

Завет предыдущих поколений представляется как условие выбора, принятия жизненно важных решений ныне живущими.

Понимание ожидания как «социального состояния субъекта, в котором определяющим элементом является целенаправленная деятельность субъекта по созданию возможностей для совершения какого-либо события или предотвращения его совершения, в то время как действительность данного события не зависит от данного субъекта» [Нечаев 2015] позволяет точно описать суть того действия, которое совершают ушедшие из жизни люди. Они ожидают от потомков определенного действия, определенного выбора.

В своей социальной (!) деятельности человек должен сначала создать условия, инструменты для получения продукта (потребления) [Нечаев 2015]. Этот «обеспечивающий» компонент имеет разные направления, каждое из которых проявляет себя в разной степени. С одной стороны, человек должен обеспечить условия своего собственного выживания здесь и сейчас. С другой стороны, он должен учесть свою ответственность перед другими людьми, свои отношения с другими людьми. И здесь у человека есть выбор, какие именно отношения предпочесть, например, отношения с членами семьи, или отношения в рамках более широкой общности (друзья, трудовой коллектив, профессиональное сообщество, общество, родина и т.д.). Одним из условий деятельности также является ответственность перед предками и потомками. Так, например, хозяин сельскохозяйственной земли стремится сохранить ее плодородие и для своих потомков, а сады, виноградники закладываются на десятилетия вперед.

Все эти элементы могут присутствовать в разной мере в любой социальной человеческой деятельности. Пример крайнего случая, когда элемент обеспечения жизнедеятельности вообще отсутствует – героизм, принесение в жертву своей жизни. Непосредственным результатом человеческого поступка является смерть героя, но при этом создаются условия для продолжения деятельности других людей, а иногда условия для жизни идеи. Не обязательно эти элементы деятельности осознаются самим человеком.

Таким образом, человеческая деятельность постоянно трансформирует сферу возможного, создает или разрушают условия для той или иной деятельности других людей, то есть в ней всегда есть элемент ожидания. Другими словами в человеческой деятельности происходит формирование общественного порядка (Cf. положения этнометодологии), а это в этом и состоит суть власти в обществе.

Феномен власти получил всестороннее описание. Выделен ряд свойств власти, которые зачастую рассматриваются как противоречащие друг другу, мы однако полагаем, что все они адекватно описывают ту или иную сторону власти как социального явления.

Самое общее свойство власти – это способность: способность достигать своих целей, способность определять свою судьбу, вообще способность к преобразованиям [Giddens]. Другая очевидная характеристика власти состоит в факте влияния какого-либо одного субъекта на другого [Weber 1978; Morgenthau 1966; Lukes 2005; Baсhrach & Baratz 1962]. Для осуществления влияния могут быть различные основания: например, сила, наличие «психологической связи», возможность определять повестку (спектр выбора) или интересы подвластного субъекта и т.д. В-третьих, власть характеризуется наличием отношений между субъектами, при этом она либо сама является отношением (Dahl), либо отношения являются условием ее осуществления [Weber 1978; Morgenthau 1966; Arendt 1970]. Здесь существенным условием может быть значимость для всего коллектива тех целей, которые определяет властвующий субъект [Parsons], а также наличие санкций в случае отказа следовать этим целям. Отдельно нужно учесть суждение Х. Арендт, которая рассматривает власть как способность действовать сообща, как действие с одобрения и от лица некоторой группы людей [Arendt 1970].

Учитывая эти стороны власти, посмотрим, могут ли предыдущие поколения обладать властью над живущими.

Как исходный факт рассматривается наличие связи между деятельностью социальных субъектов в прошлом и управленческими отношениями, принимаемыми другими людьми в настоящем, (см. постановку проблемы). Очевидно, что источник этой связи нужно искать только в социальной материи, а она создается деятельностью людей, которые, таким образом, обладают «способностью к преобразованиям», могут определять направленность управленческих решений последующих поколений.

Основанием для этого влияния, очевидно, не может быть сила. Да и возможность применения силы не только не является исчерпывающим условием для наличия власти, а вообще нередко противопоставляется самому понятию власти. Вероятно, здесь власть показывает то свое «лицо», которое действует через определение повестки, спектра вопросов, которые могут обсуждаться. Например, руководство СССР не рассматривало возможность индустриализации за счет привлечения внешних ресурсов, хотя в то время только такой путь индустриализации имел успешную историю. Тем не менее, тот общественный порядок, который уже был создан в стране, требовал искать ресурсы внутри общества [Сталин 1927].

Отношения представляют собой устойчивую ВЗАИМОзависимость субъектов [Нечаев 2004]. А в чем состоит зависимость предыдущие поколений от нас? – В возможности продолжения их деятельности. От нас зависит, будет ли их деятельность длиться, или она прекратится. Эта способность оказывать влияние на предыдущие поколения реализуется символически в актах уничтожения памятников, предметов культуры и проч. «А если вы нам измените, тогда сравняйте наши могилы» (А. Платонов Голос отца).

Ожидание предыдущих поколений осуществляется в настоящем, в случае если этих субъектов рассматривают как «своих», как членов одного коллектива, одной общности. Оказаться от ответственности перед отцами можно только, отказавшись от объединяющей нас принадлежности к данному коллективу. Поэтому в определенные исторические моменты у общества возникает необходимость требовать отречения детей от своих родителей.

Ушедшие поколения могут накладывать санкции, если нынешние поколения не оправдывают ожидания:

Вы должны были, братья, / Устоять как стена, / Ибо мертвых проклятье — / Эта кара страшна.

Это горькое право / Нам навеки дано, / И за нами оно — / Это горькое право.

(Твардовский А.Т. Я убит подо Ржевом)

Проклятие ушедших означает не просто пожелание зла, это разрыв отношений. Если человек отказывается от своих предков, отказывается продлевать их деятельность, он выходит из этой системы отношений, и деятельность предыдущих поколений больше не будет его ресурсом. При этом он может обрести какие-то другие возможности, но тех возможностей, что ему дали в своем ожидании предыдущие поколения у него уже не будет. Это и есть наказание, санкция нарушителю.

Реализация ожиданий предыдущих поколений возможна только как совместное действие. С одной стороны, настоящее поколение действует от лица предыдущих (настоящее от лица прошлого). Здесь есть и обратный вектор, направленный в будущее, действие от лица будущих поколений, во имя будущих поколений. Вообще, привлечение «на свою сторону» предыдущих или будущих поколений может быть одним из источников власти, а разрыв с ними является угрозой власти.

Таким образом, влияние предыдущих поколений на современные управленческие решения имеет признаки власти и очевидно осуществляется посредством тех же механизмов, что и любая другая власть в обществе.


Согласованность ожиданий учителей и школьников

Авторы: М.С. Мышкина, В. Бурсевич, В. Колпакова.

В исследовании социально-психологических феноменов проблематика согласованности социальных ожиданий занимает особое место. Ее разработка позволяет определить основные характеристики совместной деятельности коллектива как субъекта совместной деятельности, психологическую готовность к ней, возможность построения целей деятельности и прогнозирования ее результатов, возможность исследовать ее структуру в аспекте параметров целостности и характера взаимодействия ее элементов.

Социальные ожидания оформляются через социальные представления, их содержание и структуру. Согласованность социальных представлений рассматривается через параметры взаимосвязи индивида в группе в аспекте таких феноменов, как ценностно-ориентационное единство группы (Б.В. Шпалинский. Ю.И. Дуберман, Ю.Л. Неймер), целевое единство (А.И. Донцов, Е.И. Головаха, Р.С. Немов, А.Г. Шестаков), мотивационное единство группы (Р.С. Немов, А.Г. Шестаков), совместимость (Н.Н. Обозов, К.К. Платонов, Л.И. Уманский), сработанность (Н.Н. Обозов, Ф.Д. Горбов, М.Л. Новиков, Л.И. Уманский, А.Н. Лутошкин), организованность (А.С. Чернышев), действенная групповая идентификация (А.В. Петровский), интеллектуальное, эмоциональное и волевое единство (В.С. Сапоровский и В.И. Кашницкий), согласованность функционально-ролевых ожиданий (Н.В. Бахарева, Я. Щепаньский, В.В. Авдеев). По мнению О.В. Оконешниковой, согласованность представлений связана со структурой совместной деятельности в целостности ее элементов (Оконешникова О.В., 1991) [4]. Это возможно проанализировать с позиции системного подхода, позволяющего выявить содержание, форму и причины согласованности. Элементами анализа в данном случае выступает содержание социальных представлений, включающих представления о субъектах и характере взаимодействия в совместной деятельности.

Одним из теоретических оснований социальных представлений является структуралистский подход, разработанный Ж.-К. Абри и позволяющий вычленить центральные и периферические элементы структуры социальных представлений. Идея центрального ядра базируется на концепции С. Московичи, согласно которой существуют базовые, фундаментальные и потому архаичные «темы», идеи, которые задают направление и границы познавательного поиска, определяют его смысл, выстраивают в его контексте все его смысловые элементы [1, с. 148]. Содержательной спецификой этих идей является их ценностная природа, детерминированная культурно-историческими и социальными факторами жизни общества. Особенность периферических элементов характеризуется индивидуальными различиями.

Это позволяет выявить согласованность социальных представлений в аспекте как возрастной динамики, так и их культурно-исторической трансформации. Ж.-К. Абри, исследуя содержание актуальных представлений, выявил зависимость их изменений от степени модификации ядра: уровень поверхностной трансформации, на котором изменяются только периферические элементы; уровень прогрессивной трансформации, на котором центральное ядро меняется за счет включения новых элементов, но без уничтожения имеющихся; уровень полной модификации, на котором происходит уничтожение прежнего и создание нового ядра за счет появления новых тем [1, с. 150].

Такой подход делает возможным исследование феномена социальных представлений как образа социальных ожиданий и их согласованности у участников образовательного процесса как в широкой исторической перспективе, так и на современном этапе развития системы образования в нашей стране.

Содержание самопредставлений учителей и школьников и их представлений друг о друге позволяет выявить специфику социальных представлений как портрета социальных ожиданий субъектов взаимодействия в виде его ресурсной области, зоны перспективного развития на уровне параметров согласованности.

В психологическом плане это рассматривается как выявление готовности к сотрудничеству, определение зоны конструктивного взаимодействия/конфликта, понимания/непонимания, субъектности/объектности в профессиональной деятельности для учителей и в учебной деятельности для школьников.

Это позволило сформулировать цель исследования: выявить самоожидания учителей и школьников и их ожидания друг от друга, характер согласованности этих ожиданий. Исследование проводилось в декабре 2015 г., участники – 58 человек, из них 20 учителей и 38 учащихся школ г. Самары и Самарской области. Цель исследования обусловила выбор контингента: учителя и учащиеся городских и сельских школ, к числу последних относятся как школы районных центров, так и сельских муниципальных образований, т.е. школы с малым количеством учащихся. Такой подход позволил осуществить скрининг социальных ожиданий городских и сельских учителей и учеников. Данное исследование, как и предыдущее [2], квалифицируется как пилотажное, нацеленное на первичную проверку гипотезы исследования. В исследовании проверялось положение о том, что характер согласованности представлений об учителях и школьниках зависит от содержания их представлений о совместной деятельности через наполнение кластеров «субъекты», «предметы», «экзистенции».

Гипотеза проверялась с использованием метода незаконченных предложений, тематического кодирования текстов, контент-анализа. Учителя и школьники дополняли незаконченные предложения «Современный учитель мечтает о …», «Современный школьник мечтает о …». Данные формулировки позволяют выявить представления не только на уровне личностных проекций, но и на уровне социальных ожиданий, в том числе в аспекте тенденции нормативности. В основе выделения тематических категорий лежит подход Ж. Нюттена, позволяющий при анализе высказываний учесть природу того объекта, к которому стремится субъект, и характер активности или связи субъекта и объекта [3; 5]. Методика относится к типу методик на завершение незаконченных предложений и ограничивается анализом тех мотивов, которые выражает сам субъект, и не касается той сложной иерархии мотивов, которая может лежать за каждым отдельным высказыванием. Автором разработана система обработки, позволяющая определить распределение осознаваемых мотивов поведения [3]. Методика позволяет выявить содержательные особенности представлений, к существенным параметрам которых относятся следующие аспекты:

содержательная, эмоционально-отношенческая и действенная составляющие и контекст локуса контроля;

содержательная составляющая характеризуется со стороны выделения значимых для нее сторон действительности (объектов интенции) – предметов, субъектов или явлений (экзистенций) внешнего или внутреннего мира;

эмоционально-отношенческая составляющая характеризуется осознанностью личностью характера отношения к значимому, оценкой личностного смысла жизненных ситуаций человека;

действенная составляющая характеризуется готовностью (намерением) к проявлению различного рода целенаправленной активности;

локус контроля характеризуется приписыванием субъектом ответственности за результативность действий либо себе (интернального локуса контроля) либо усилиям других людей или стечению обстоятельств (экстернальный локус контроля).

Так, высказывание школьника на тему «Современный учитель мечтает о…» «…о том, чтобы дети ходили чистые, опрятные, ходили в форме, как полагается» анализируется следующим образом: «Содержательная составляющая» представлена кластерами «Субъекты»: «другие» (дети), «личностные характеристики» (аккуратность: «чистые», «опрятные»); «Предметы»: (форма); «Экзистенции»: «порядок» («как полагается»); «Эмоциональная составляющая» не проявлена, «Действенная составляющая» характеризуется действием «стремление», «Локус контроля» – интернальный, «Временной фактор» – «открытое настоящее».

На основе кодификации осуществлялся подсчет общих значений упоминаний по каждой семантической единице и тематической категории и их процентного эквивалента с их последующим межгрупповым сравнением, а также корреляционным анализом, выявляющим характер и степень согласованности параметров.

Анализ эмпирических данных осуществлялся в направлении выявления количественных и качественных (содержательных) особенностей заполнения структуры кластеров «Субъекты», «Предметы», «Экзистенции», а также дополнительных компонентов – «Временной фактор», «Действенная составляющая», «Локус контроля», «Отношенческая составляющая».

Выявлены особенности содержания самопредставлений о социальных ожиданиях, отнесенных к кластерам «Субъекты», «Предметы», «Экзистенции». Данные эмпирического исследования позволили получить достаточно развернутую картину содержания социальных ожиданий учителей и учеников друг от друга и от самих себя.

Полученная информация может быть применена в работе по проектированию образовательного пространства, конструктивного взаимно развивающего совместного взаимодействия в профессиональной деятельности для учителей и учебной деятельности для учащихся с учетом характера взаимных ожиданий.

Литература

[1] Донцов А.И., Емельянова Т.П. Концепция социальных представлений в современной французской психологии / Вопросы психологии. 1984. № 1. С. 147-150 150 148

[2] Мышкина М.С. Представления студентов-психологов о социальных ожиданиях учителей и школьников / Социальные явления. Журнал международных исследований. 2015. № 3. С. 88-93.

[3] Нюттен Ж. Мотивация, действие и перспектива будущего / Под ред. Д.А. Леонтьева. – М.: Смысл, 2004. – 306 с.

[4] Оконешникова О. В. Согласованность представлений о совместной деятельности управленческого коллектива как фактор ее эффективности. Дис. … канд. психол. наук. – М., 1991.

[5] Сураева Г.З., Мышкина М.С. Изучение мотивационно-смысловой сферы личности с использованием метода контент-анализа ответов на незаконченные предложения Ж. Нюттена. Учебное пособие. / Самара: Изд-во «Универс-групп», 2007. 63 с.


Социальные ожидания педагогов в отношении образовательного учреждения*

Современное общество претерпевает серьезные изменения, которые коснулись и системы образования. Перспективы общественного развития во многом зависят от того, в «чьих руках» проходит обучение и воспитание подрастающего поколения. По ценностным отношениям, представлениям о мире, установкам, отраженным в социальных ожиданиях взрослых субъектов образовательного пространства можно прогнозировать некоторые обычно неявные итоги обучения в детей школе, а также возможные варианты развития общества. Данная статья является продолжением исследований социальных ожиданий субъектов образовательного пространства.

Толковые словари русского языка значение слова «ждать, ожидать» трактуют как «испытывать чувство по отношению к чему-либо, что должно произойти, наступить; настраивать себя на это предстоящее событие. В переносном смысле использования этого слова добавляются оттенки надеяться на что-либо, предполагать (наступление) чего-либо. Слово «ждать» этимологически родственно лит. geidžiù, geĩsti «жаждать, желать», gaĩdas «страстное желание». Использованы данные словаря М. Фасмера. [https://ru.wiktionary.org/wiki/].

Таким образом, ожидая, мы настраиваемся на предстоящее, часто вольно или невольно надеемся на него. Надежда может быть связана как с желательностью ожидаемого события, так и с неотъемлемым стремлением человека к жизни в предсказуемых обстоятельствах, пусть даже неблагоприятных. Можно сказать, что ожидания, наряду с памятью и способностью к прогнозированию, являются свойством помогающим человеку адаптироваться в многовариантности окружающего мира.

Целью эмпирического исследования стало выявление типов социальных ожиданий педагогов в отношении школы и стоящих перед ней стратегических задач.

Эмпирическое исследование проведено в Самарской области. В нем приняли участие 60 работников образовательных учреждений, среди которых учителя предметники, учителя дополнительного образования, кураторы-воспитатели, педагоги-психологи. В этой статье приведем результаты ответов на два вопроса анкеты: «Как вы думаете, к чему должна подготовить современная школа ребенка?» и «Часто родители имеют свои требования к современной школе. Назовите требования, которые вы считаете типичными требованиями родителей».

Вопросы носят одновременно проективный и информационный характер. То есть, отвечая на такие вопросы, респондент придерживается фактов, возможно, нормативных документов, но в то же время, делает акцент, дает пояснения, которые актуальны для него сейчас, соответствуют его жизненному и профессиональному опыту (при этом не обязательно тому, что он делает сам). При этом интерпретации подлежат не столько факты, сколько личные акценты, эмоциональная окрашенность и объяснения.

Среди ответов учителей на первый вопрос самым популярным является «к жизни» (41,5% всех респондентов). Затем по частоте встречаемости следуют (по 18,9%) ответы, связанные с «самостоятельностью» и с получением и использованием «знаний». Еще одна похожая и популярная категория среди ответов (15,1%) – «информация», умение ее приобретать, ориентироваться в ней и пр.

Ответы учителей могут быть сгруппированы в три класса: 1) школа должна готовить учащихся к тому, чтобы они могли адаптироваться в жизни, в социуме, в обществе; 2) школа должна готовить к самореализации, самостоятельному выбору, саморазвитию; 3) школа должна готовить учащихся к активной позиции в жизни общества.

Недостатком в ответах педагогах видится практически полное отсутствие ожиданий от школы, как института, воспитывающего социально активных граждан страны, заботящихся о судьбах мира и человечества в целом. Только трое респондентов указали в своих ответах, что школа должна готовить ребенка «к творческому труду на благо своей страны» и «к тому, чтобы ребенок был патриотом своей страны», «воспитывать гражданина страны». Такая особенность социальных ожиданий педагогов воспринимается как проблема, которую необходимо решать в рамках подготовки педагогов, повышения их квалификации и пр.

Другой социальной проблемой, отраженной в ожиданиях педагогов, является пессимизм их мировосприятия, пессимистические прогнозы: школа должна готовить: «к трудностям взрослой жизни», «к реальностям взрослой современной жизни», «к жизни в сложном техническом мире» и пр. Такой эмоциональный настрой обнаружен у 17% опрошенных педагогических работников.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Эти тезисы развиты и опубликованы в статье Гудзовская A. A., Самарцева О. К., Романова Е. Ю.  Социальные ожидания педагогов в отношении образовательного учреждения // Социальные явления. 2016. № 1(4). С.23-32.  Прочесть полный текст →

 

К вопросу о конфликте интересов и ожиданий заинтересованных сторон предприятия в процессе ведения хозяйственной деятельности

Авторы:

Стремительное развитие науки и техники, тенденции развития социальных и экономических отношений в обществе привели к тому, что в современных реалиях решение социальных, культурных, исторических, политических, а также экономических проблем не может происходить в рамках отдельной группы социума.В свою очередь, построение социально ориентированной экономики не может происходить без учета как общественных интересов в целом, так и интересов заинтересованных сторон отдельно взятых хозяйствующих субъектов в частности. Все это подчеркивает необходимость формирования достоверной информации, которая должна служить интересам государства, общества, отдельного работника, и может быть получена только из системы бухгалтерского учета.

Отдельные исследования посвящены отражению интересов заинтересованных сторон в отчетности, рассмотрены в трудах ученых: С. Дипиаза, Р. Экклза, А.Н. Козырева и В.Л. Макарова, С. Рида, Х. Д. Шойермана, В.А. Супрун [1-5].

Однако, учитывая динамическое состояние развития социальных и экономических отношений, возникает необходимость в определенной адаптации исследований ученых к современным реалиям в части изучения возможных конфликтов между интересами и ожиданиями заинтересованных сторон предприятия, возникающих на основе информации, формируемой системой бухгалтерского учета, что и является целью представленной работы.

В рамках исследования была сформирована матрица интересов и ожиданий заинтересованных сторон предприятия, результаты анализа которой позволяет сделать вывод о том, что основные интересы заинтересованных сторон сводятся к необходимости получения информации о расходах, доходах, структуре дебиторской и кредиторской задолженности предприятия. Отметим, что в целом формирование такой информации происходит в системе бухгалтерского учета (финансового учета), однако без соответствующей детализации данных, что является одной из причин конфликта интересов.

Следовательно, возникает конфликт интересов и ожиданий, сущность которого заключается в сопоставлении взносов заинтересованных сторон и полученного ими стимула (или вознаграждения). На рис. 1 схематично изображены примеры конфликтов интересов между группами заинтересованных сторон.

Анализ данных, представленных на рис. 1, позволяет утверждать, что наибольшее количество конфликтов возникает между группами внутренних заинтересованных сторон (в лице акционеров и административного персонала) и внешних заинтересованных сторон (речь идет о государственных органах, поставщиках и подрядчиках, клиентах и обществе).

Очевидно, что отражение интересов заинтересованных сторон в системе бухгалтерского учета приводит к необходимости более детального изучения такой категории как «ответственность». Отметим, что вопросы ответственности многогранны и могут рассматриваться не только с позиций экономики, но и социологии, философии, истории, однако в контексте данного исследования внимание необходимо сконцентрировать на социальной ответственности бизнеса.

Таким образом, по результатам исследования можно сделать следующие выводы:

  • определены интересы основных заинтересованных сторон, согласно теории стейкхолдеров: государственных органов (на местном, региональном и национальном уровнях), административного персонала и других работников предприятия, потенциальных работников, инвесторов и акционеров, финансовых институтов, поставщиков, СМИ, общественных организаций, клиентов;
  • проанализирована сущность взаимоотношений заинтересованных сторон и предприятия, что позволило определить интересы стейкхолдеров, а также сформировать матрицу отражения интересов и ожиданий заинтересованных сторон в системе бухгалтерского учета;
  • исследована природа конфликтов интересов и ожиданий между группами заинтересованных сторон, причина возникновения которых заключается в неполноте и недостаточной детализации информации в системе бухгалтерского учета об экономических, социальных результатах и последствиях деятельности хозяйствующих субъектов

Примечание:

Эти тезисы развиты и опубликованы в статье Петренко С.Н., Бессарабов В.О. К вопросу о конфликте интересов и ожиданий заинтересованных сторон предприятия в процессе ведения хозяйственной деятельности // Социальные явления. 2016. № 2(5). С.80-87.  Прочесть полный текст →