Трансформация жизненных ожиданий как социокультурная характеристика современной молодежи: на примере Вологодской области

Молодежь – это особая социально-демографическая группа, характеризующаяся возрастными признаками, социальным положением, местом и функциями в воспроизводстве социальной структуры общества и специфическими интересами и ценностями. На фоне постоянно меняющихся требований к общественной жизни, радикальных государственных реформ происходит латентная эрозия норм и образцов поведения молодежи, которая существенно деформирует механизм межпоколенной передачи традиционных ценностей. Одной из специфических черт этого процесса является то, что трансформация ценностных установок в сознании молодежи происходит убыстренными темпами. Если ранее на изменение смысловой интерпретации таких базовых понятий, как «свобода», «справедливость», «труд», «материальный достаток», «жизненный успех» в ментальности молодых уходили десятилетия, то сейчас лишь несколько лет [Шабунова 2013, 5].

В процесс этой «реактивной трансформации» вовлечены не только ценностные детерминанты молодого поколения, но и жизненные ожидания. В данном материале представлены результаты исследования, посвященного анализу динамики жизненных ожиданий молодежи.

Информационной базой исследования явился массовый социологический опрос молодежи Вологодской области, проведенный в два этапа.

Первый этап (2012 г.). На этом этапе были опрошены 2923 человека (в возрасте 15-29 лет) в городских и сельских поселениях Вологодской области. Выборка квотная по полу и возрасту, ошибка не превышает 3%.

На втором этапе (2015 г.) в выборку исследования вошли 1 000 чел. в аналогичном возрасте.

Жизненные ожидания молодых во многом определяет отношение к социальному настоящему. Результаты исследования показали, что отличительной тенденцией в развитии общественного сознания современной молодежи является незначительное ухудшение социального самочувствия, что может объясняться негативными процессами, происходящими в экономической и политической сферах страны, и их последствиями. Так, удельный вес тех, кого полностью устраивает текущее положение дел в личной жизни, за период 2012-2015 гг. сократился на 7 п.п. (табл. 1).

Доля тех, кого устраивает жизненная ситуация превалирует в группах занятой (57%) и верующей (60%) молодежи.

Неудовлетворенность жизнью более характерна для мужчин (55%) и жителей сельских районов (47%). Среди них меньше тех, кто активно проявляет себя в политической жизни страны, региона (4%).

При этом социальные настроения ухудшаются с возрастом. Доля крайне положительных оценок в отношении своей жизни среди молодежи от 16 до 18 лет составляет 11%, среди молодежи от 25 до 29 лет – 6%.

Позитивное отношение к жизни у молодежи во многом связано с уровнем материального благосостояния. Удельный вес одобрительных оценок среди тех, кто не испытывает финансовых затруднений с покупками, составляет 81%, среди тех, кто может позволить себе траты только на еду и необходимые вещи, – 47%.

На фоне ухудшения оценок текущей ситуации в среде вологодской молодежи растут негативные настроения в отношении будущих перспектив. Так, за период 2012-2015 гг. удельный вес уверенных в завтрашнем дне снизился на 11 п.п. (с 55 до 44%). На 8 п.п. (с 28 до 36%) увеличилась доля «пессимистов» (табл. 2).

За период измерений также сократилась доля молодых, которые не питают уверенности в отношении улучшения состояния дел даже в диапазоне ближайшей перспективы (1-2 года): на 9 п.п. (с 11 до 19%; табл. 3). Это свидетельствует о том, что для большинства представителей молодого характерно стремление «жить одним днем», по принципу «все и сейчас». В связи с этим, на представление о будущем откладывает отпечаток состояние текущих дел. Молодежь зачастую не может вырваться из рутины неблагоприятных и нестабильных жизненных обстоятельств и представить себе, что они могут измениться.

Пессимизм в отношении своих жизненных планов более характерен для молодых людей в возрасте 25-29 лет (51%). Удельный вес неуверенных в завтрашнем дне в младшей возрастной группе (16-18 лет) невелик (12%). Это говорит о том, что по мере взросления вектор жизненных ожиданий все больше отклоняется в сторону «социального пессимизма», на что откладывает отпечаток начало самостоятельной жизни, углубление в «быт».

Нацеленность на жизненный успех у опрошенных также связана с личностными характеристиками: 52% тех, кто уверен в завтрашнем дне, обладают пробивными чертами характера (страстность, агрессивность), и лишь 8% из них говорят, что их характеризует безынициативность.

Меньшая доля (27%) положительных оценок в отношении жизненных планов приходится на безработных (среди работающих – 42%). Менее склонны к уверенности в будущем молодые люди, не имеющие профессионального образования (39%). Среди выпускников вузов процент оптимистических характеристик выше (53%). Это говорит о том, что в сложные для экономики времена, молодое поколение оценивает образование как значимый фактор получения высокооплачиваемой работы, улучшения финансового благосостояния и условий быта.

Таким образом, результаты социологического исследования дают возможность рассуждать о жизненных ожиданиях молодежи как категории неразрывно связанной с экономическим положением, благосостоянием этой социально-демографической группы. Набирающий в годы неблагоприятных экономических обстоятельств обороты социальный пессимизм формирует в молодежной среде крайне прагматическую по умонастроениям когорту, представители которой не видят перспектив в будущем, нацелены на достижение краткосрочных эффектов в жизни, определяют жизненные приоритеты главным образом по принципу их полезности.

Причины этих процессов, однако, имеют не всегда экономическую природу. Так английский социолог Э. Гидденс, считает, что циничный пессимизм, распространенный среди тех, кто будущее видит как нечто негативное, является реакцией на несовершенство функционирования механизмов, обеспечивающих «включение» молодежи в окружающую его среду, интеграцию с социумом, доверие к традиционным общественным институтам [Чупров 2003, 24]. Таким образом, борьба с потенциальными рисками ухудшения жизненных ожиданий молодежи (ретритизм, атомизм и т.д.) должна стать ареалом деятельности не столько органов власти, сколько гражданского общества, семьи. Поэтому, именно институты гражданского общества сегодня должны принимать живейшее участие в обсуждении и разработке документов и стратегических планов, касающихся молодежной политики.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Эти тезисы развиты и опубликованы в статье Головчин М. А.  Трансформация жизненных ожиданий как социокультурная характеристика современной молодежи на примере Вологодской области // Социальные явления. 2016. № 1(4). С.71-78.  Прочесть полный текст →

Список литературы

Гулин К.А., Шабунова А.А., Чекмарева Е.А. Трудовой потенциал региона. – Вологда: ИСЭРТ РАН, 2009. – 84 с.

Чупров В.И., Зубок Ю.А., Уильямс К. Молодежь в обществе риска. – М.: Наука, 2003. – 161 с.

Ильин В.А., Гулин К.А., Ускова Т.В. Интеллектуальные ресурсы как фактор инновационного развития// Экономические и социальные перемены: факты, тенденции, прогноз. – 2010. – № 3 (11). – С. 14-25.

Леонидова Г.В. Генерация знаний талантливой молодёжи в интересах интеллектуализации человеческого капитала: формы и методы осуществления // Экономические и социальные перемены: факты, тенденции, прогноз. –2011. – № 1 (13). – С. 90-100.

Молодежь современной России – ключевой ресурс модернизации / общ. ред. А.А. Шабуновой. – Вологда: Институт социально-экономического развития территорий РАН, 2013. – 148 с.


Конфронтация психолога с клиентом и феномен социальных ожиданий

Психологическое консультирование – одна из наиболее востребованных современных эдологических (помогающих) практик: практик помощи человека человеку. Консультативный (психотерапевтический) диалог фиксирует внимание клиента и консультанта на проблеме отношений клиента с окружающим миром и самим собой как источнике нарушений и как пути, на котором эти нарушения могут быть и должны быть исправлены. Львиная доля нарушений связана с рассогласованием ожиданий клиентов – к себе и миру, с тем, что сформированные в ходе воспитания и обучения и формирующиеся в процессе семейной и профессиональной жизни человека ожидания 1) не точны / не полны, поскольку опираются на однотипный и небогатый жизненный опыт; 2) не соответствуют реальности, выдавая желаемое за действительное; 3) переносятся с одного типа ситуаций и лиц на другие без надлежащей рефлексии и коррекции. Ожидания ка феномен межличностных отношений в целом связан со стремлением человека к осмыслению и построению отношений и их компонентов в соответствии со сложившимися у него представлениями (миропониманием), обусловленными предыдущим опытом [Коновалова, 2008; Наянова 2015; Соболева 2001]. Ожидания как феномен межличностных отношений в консультировании связан с тем, что человек стремится осмысливать и строить эти отношения в соответствии со своим миропониманием и , в том числе, представлениями о психологической помощи (пониманием психологической помощи). Последний аспект существует как компонент миропонимания и, как таковой, связан как с трудностями построения, развития и завершения консультативных отношений, так и с трансформацией, развитием или стагнацией, миропонимания. Таким образом, работа с ожиданиями клиента, столкновение (конфронтация) ожиданий клиента и консультанта с нормативами консультативных отношений, транслируемых консультантом и супервизором, обращена к развитию миропонимания клиента и консультанта. Ожидания рассматриваются так же как феномены антиципации, предвосхищения = подготовки – к общению и отношения. В любом случае, они могут играть как позитивную, так и негативную роль в межличностных отношениях, влияя на динамику и содержание отношений самыми разными способами [Базилевич 1988; Купчина 2003; Ломов, Суpков 1980; Наянова 2015].

Трудности психологического консультирования — это трудности отношений клиента, консультанта, окружающего их сообщества. Они с особенной отчетливостью проявляются там, где консультант и клиент нарушают объективированные в ходе развития общества нормативы (общечеловеческие и профессиональные ценности, способы организации и осмысления взаимодействия), регулирующие отношения людей, а также субъективные ожидания человека по отношению к себе и миру. Там, где субъект нарушает эти нормы, где он не может определить себя по отношению к ним и продуктивно разрешить проблемную ситуацию, в которой его ожидания входят в конфликт с нормативами и ожиданиями других людей, возникает психологическая проблема. Проблема, с которой клиент приходит к консультанту, разрешается более или менее эффективно и продуктивно в зависимости от того, насколько эффективно и продуктивно сам консультант решает проблемы взаимоотношений с собой и миром, соблюдает нормы, которые регулируют эти отношения, насколько он тщательно работает с собственными ожиданиями (развивая, уточняя, рефлексируя их). Так, уже в самых ранних работах, посвященных консультированию и психотерапии, отмечается, что психолог должен быть свободен от тенденций к манипулированию окружающими людьми, должен уметь распознавать и останавливать их у других, сохраняя в поле своей жизни самоконтроль, позволяющий добиваться преобразования шаблонов межличностного реагирования и компетентности обучаемых в межличностных ситуациях [Арпентьева 2015; Арпентьева 2016; Кейсмент 1993]. То есть, должен уметь работать с ожиданиями и связанными с ними эффектами, включая идеализированные экспектации самого консультанта по отношению к себе, клиенту, консультированию [Коновалова 2001].

Эффекты ожиданий раскрывают их сущность как «программ деятельности». Деятельностная природа ожидания проявляется в том, что ожидание побуждает человека к определенным поступкам, а также побуждает человека побуждать к тем или иным поступкам окружающих. Так, ожидание помощи, неправильно понятое, неточное и нерефексируемое, может привести человека к тому, что он попадет в ситуацию, в которой люди начнут отказываться помогать ему. Однако, вместо того, чтобы принять, понять, отрефлексировать причины и последствия отказа, человек может выбрать попытки принудить окружающих к помощи, манипулируя обвинениями и иными угрозами, психологическим и иными видами шантажа. Работа психолога в этом контексте, отраженная в словах «изменить отношение», заключается в помощи человеку в уточнении, рефлексии и трансформации ожидания, приведении ожиданий клиента в соответствие с социальными нормативами. Социально-психологические нормативы есть системы объективных требований, предъявляемых обществом к разным уровням функционирования и развития своих членов [Акимова, Горбачева, Козлова 2010]. Можно сказать, что социально-психологический норматив – получившая статус объективной система ожиданий общества по отношению к своим членам. Профессиональные нормативы могут отличаться от общих социально-психологических нормативов, поскольку призваны дополнить, уточнить, концептуализировать те их аспекты, которые так или иначе остаются в повседненых, непрофессиональных отношениях, в «тени». Социально-психологические нормативом психологического консультирования являются отношения безусловного принятия, безоценочной эмпатии, конгруэнтности и аутентичности, конкретности как предметности и индивидуализированности, а отличие от норматива повседневных отношений, включающего отношения условного принятия, оценочного понимания, ролевого взаимодействия и «блокад» опыта, формальности и деиндивидулизированности. Чтобы выстроить и развить эти отношения, показать клиенту оставшиеся в «тени» всеобщего индивидуальные аспекты его жизни и жизни других людей, консультант вступает с клиентов в конфронтацию. Конфронтация –является общим, транстеоретическим принципом работы психолога с клиентом. В отличие от монологического по своей сути конфликта конфронтация является фенмоенов диалогическим. Она предполагает фрустрацию обыденных, повседневных способов общения, понимания и ценностей клиента. Однако, увлечение фрустрацией «ради фрустрации», разрушение стереотипов клиента может оказаться в значительной степени патогенным, поскольку не любой конфликт полезен и целителен: конфронтация может подменяться конфликтом. Конфронтация — особый диалогический вид конфликта, в отличие от конфликта монологического, проявляющегося в тенденции к построению манипулятивных отношений и «истероидных», эгоцентрических форм реагирования («вы должны делайть все как я хочу»), или в отказах от отношений и реализации в разной мере отчужденных, «шизоидных» форм реагирования («вас нет, если вы не делаете все как я хочу»). Конфронтация означает сохранение уважения и диалог между людьми как диалога по повожу их повседневных и профессиональных нормативов и ожиданий.

Так, нередко отмечается, что, становясь профессионалом, психолог часто «перестает быть человеком»: теряя способность к принятию, эмпатии, искренности и конкретности. Не менее редко и обычный человек в суете повседневности с ее испытаниями и трудностями теряет человеческое отношение к себе и миру, переключаясь на неприятие, оценочность, неискренность и формализм. Поэтому в процессе консультирования психолог и клиент могут попасть в определенную неосознаваемую зависимость друг от друга, более или менее выраженный конфликт, а диалог может оказаться невозможным или разрушенным [Бочкарева 2015; Ткаченко 2015]. Так, одна из профессиональных болезней — желание выступать в роли пророка и мага, переоценка своих возможностей и склонность оценивать всех и вся, — на практике приводит к инфантилизации клиента, затягиванию процесса консультирования, деформации личности и отношений субъектов. Также нередко к консультанту за помощью обращаются клиенты с моделями поведения, вызывающими у консультанта переживания бессмысленности и тупика, невозможности изменить клиента и мир. Однако, идеал помощи заключается не в предоставлении клиенту «психологических протезов» и решении его проблем, не в достижении чувства собственной значимости и компетентности, а в обеспечении клиента средствами для самостоятельной борьбы с трудностями, развитии навыков самопомощи и помощи другим людям, а в так называемом сопровождающем путешествии по закоулкам и тупикам отношений клиента, в уточнении, развитии и рефлексии его ожиданий [Ковалев 1987; Ковалев, Радзиховский 1985; Кочюнас 1999].

Изучение 10 групповых и 10 индивидуальных консультативных (психотерапевтических) процессов средней продолжительности (12-15 сессий), а также анализ данных опросов 20 консультантов и 85 клиентов по поводу трудных ситуаций, возникающих в моменты работы консультантов с клиентами, в том числе ситуаций взаимного или одностороннего непонимания субъектами психотерапевтических отношений себя и друг друга, показало, что наиболее сложные проблемы возникают на стадии конфронтации. Как правило, это проблемы

взаимного или одностороннего непринятия клиентов и консультантов: сверхтребовательности клиентов и «целительного насилия» в отношении клиента со стороны консультанта;

непонимания и отсутствия эмпатии как реального присутствия в ситуации консультирования, слабой или чрезмерной мотивированной клиента и консультанта,

проблемы неискренности как неконгруэнтности и неаутентичности, сопротивления клиента, осознания этого сопротивления клиентом и консультантом;

проблемы арефлексивности и неконкретности взаимодействия: «наивность» и шаблонность отношений консультанта к клиенту.

В целом, трудные ситуации, выделенные клиентами и консультантами, как правило, связаны с конфронтацией. Однако, сама по себе конфронтация в консультировании не имеет проблемного значения. В ней лишь отражаются сложности консультирования как процесса возвращения к «всеобщей человечности», к человече ким отношениям, условиями которого являются принципы успешной помощи К. Роджерса и его учеников «принятие — эмпатия — конгруэнтность — конкретность» [Роджерс 1994]. Для разных консультантов и их клиентов на первое место в этой взаимосвязанной тетраде для одних выходит конгруэнтность, для других — безусловное принятие, для третьих — эмпатическое понимание, для четвертых — конкретность. Поэтому проблемы, выделенные первой группой консультантов, обычно касаются реализации конгруэнтности при конфронтации, проблемы, выделенные второй группой, — выражения принятия-поддержки, в том числе в процессе конфронтации, проблемы, выделенные третьей группой — это проблемы установления взаимопонимания как эмпатии. Конкретность является общей, чет вертой, проблемой: в ней как в фокусе отражаются все остальные аспекты, нважные для консультантов всех групп. Таким образом, для консультанта сложности работы связаны с реализацией наиболее значимого для него качества. Конфронтация отражает этот процесс особенно отчетливо (см. табл. 1).

Опрошенные нами респонденты также отметили значимость нестандартных, проблемных ситуаций во взаимодействии для развития понимания происходящего, верификации и трансформации их ожиданий (экспектаций). Особенно это важно для развития у клиента способности к пониманию себя и мира. Иногда эффекты развития способности к пониманию развивается и у консультанта. Последнее связано с тем, что консультант обычно воспринимает конфронтацию как «нормальную» ситуацию взаимодействия, выступая своего рода «опорой» в осмыслении происходящего с клиентом. Большее самопонимание консультанта по сравнению с клиентом придает ему большую устойчивость в ситуациях столкновения пониманий (и включенных в них ожиданий), и, соответственно, дает большую подвижность, осознанность и рефлексивность в типичных, «непроблемных» ситуациях. Возможность осознания и осознанного изменения своего понимания и лежащих внутри него ожиданий возникает не только в период обнаружения взаимного непонимания или непонимания, происходящего у клиента/консультанта в период столкновения непониманий, но и в моменты, которые с обыденной точки зрения клиента не являются «проблематичными», например в процессе совместной рефлексии.

Кроме того, большую сложность представляет собой работа со сверхтребовательными (много ожидающими от консультанта и консультирования) и слабомотивированными (ничего не ожидающими от консультанта и консультирования) клиентами: именно здесь возникает особенно много проблем, связанных с непониманием, невозможностью или нежеланием (сопротивлением) понимать: непонимание смыкается как непринятием и неискренностью. Именно в этих случаях становится наиболее очевидным факт существования агрессии, манипулятивных и насильственных интенций у клиента, как по отношению к консультанту, так и иногда к самому себе, возникающими как следствие фрустрации ожиданий [5; 8; 9; 10]. Самое простое решение – отказаться работать с лицами, не имеющими достаточной мотивации к совершенствованию и переменам в своей жизни. Однако, часто консультант вынужден оказывать помощь людям, которые не столько нуждаются в ней и обратились сами, сколько пришли по направлению или требованию учителя, врача или родителей. Необходимо отчетливо и без попыток обвинения или самообвинения осознавать, что «немотивированный» клиент чаще всего остается «формальным» клиентом, который может прекратить процесс работы при удобном случае: каждый человек живет свою жизнь сам и волен выбирать что ему делать с этой жизнью и, тем более, со своим ожиданиями. Что касается сверхтребовательных клиентов, то в работе с ними некоторые, особенно начинающие, «еще не напрыгавшиеся» и «в порядке самоистребления» предлагающие себя всем и каждому, играющие в «мессию», консультанты испытывают чрезмерную потребность оказывать помощь. Клиенты с завышенными притязаниями легко могут манипулировать этой потребностью, побуждая консультанта к гиперопеке и излишней заботе, смене профессионально-консультативной позиции на родительскую, дающую чувство удовлетворения не за счет преобразования ситуации клиента, а за счет возникновения у консультанта чувства востребованности. Чтобы преодолеть такого рода замкнутый круг, консультанту необходимо избавиться от иллюзий собственной значимости и незаменимости в жизни клиента, от ожиданий успеха и признания. Важно понимать природу завышенных требований клиентов и характер своих реакций на них, а также уметь вступать в конфронтацию [Минигалиева 2008; Минигалиева 2012; Эйдемиллер, Юстицкис 1990; Якобс, Дэвис, Мейер 1997; Яковлева 1999].

Трудными являются и клиенты, стремящиеся не столько к изменениям и пониманию, сколько к «построению отношений» с консультантом: их ожидания к консультированию и консультанту нередко сводятся к формированию и поддержанию еще одного поддерживающего их «повседневные» экспектации канала. Именно поэтому чрезмерно защищающие, «теплые», «близкие» и другие виды повседневных — помогающих отношений, так или иначе проникающие в консультирование и обозначаемые понятиями «перенос» и «контрперенос», без их осознанного, рефлексивного применения и конфронтации, деструктивны. Рефлексия активизирует конкретность взаимодействия: его обращенность, персонифицированность и предметность, — а также позволяет преодолеть неискренность отношений, намеренную или выученную тенденцию клиента подменять реальный опыт и отношения «общепринятыми» или «выгодными» [Эйдемиллер, Юстицкис 1990; Якобс, Дэвис, Мейер 1997; Яковлева 1999].

В целом, в процессе работы консультант может позволить себе выбрать практически любую модель взаимодействия или понимания клиента, если будут выполняться следующие взаимосвязанные условия:

уважение и принятие клиента, признание его «всеобщей человечности»;

эмпатичность и высокая степень осознания консультантом того, что именно он делает, как то или иное слово, поступок могут быть услышаны, поняты клиентом;

конгруэнтность консультанта, поведение и переживания которого соотнесены между собой и с той системой жизненных ценностей, которую он разделяет;

стремление к точности и конкретности высказываний, «говорение от себя» в диалоге с Другим [Минигалиева 2008; Минигалиева 2012; Роджерс 1994].

Основные проблемы и трудные ситуации консультирования, как и проблемы обычного общения, связаны с построением и развитием взаимопонимания, возможность которого создается при соблюдении базовых условий трансперсонального (ориентированного на взаимопонимание) общения: принятие, эмпатия, конгруэнтность и конкретность. Эти условия позволяют организовать и развивать диалог, в том числе, диалог ожиданий, при котором их столкновение не приносит ущерба отношениям и развитию участника, но, напротив, служит способов активизации этого развития, углубению и обновлению отношений клиента и консультанта с собой и миром. Проблемы отношений клиента и консультанта с собой и миром, способы и ориентиры решения этих проблем лежат в плоскости организации и развития отношений взаимопонимания – центрального феномена отношений в психологическом консультировании. Отношения взаимопонимания предполагают процессы уточнения, рефлексии и трансформации ожиданий общающихся, их согласования с нормативами повседневной и профессиональной жизни, с реальностью, «просвечивающей» через них.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Эти тезисы развиты и опубликованы в статье Арпентьева М. Р. Конфронтация психолога с клиентом и феномен социальных ожиданий // Социальные явления. 2016. № 1(4). С.61-70.  Прочесть полный текст →

Литература

Акимова М.К., Горбачева Е.И., Козлова В.Т. Концептуальные подходы К.М. Гуревича к разработке теоретических основ современной психологической диагностики // Психологическая диагностика. — 2010. — №01. – С.3-10.

Арпентьева М. Р. Социально-психологическое консультирование как взаимопонимание. — Калуга : КГУ им. К. Э. Циолковского, 2016. – 700с.

Арпентьева М. Р. Стратегии понимания клиента в психологическом консультировании — Калуга: КГУ им. К. Э. Циолковского, 2014. — 626с.

Базилевич Т.Ф. Антиципация в структуре действий различного смысла // Психол. журн. — 1988. Т.9. -№3. С.121-131.

Бочкарева О. В. Формирование диалогической установки участников педагогического общения // Социальные явления. – 2015. — № 3. – С.124-131.

Кейсмент П. Обучаясь у пациента / П. Кейсмент. — Воронеж: МОДЕК, 1995. — С 256.

Ковалев Г. А., Радзиховский Л. А. Общение и проблема интериоризации / Г.А. Ковалев , Л. А. Радзиховский // Вопр. психол. — 1985. — №1. — С. 110-120.

Ковалев Г.А. Три парадигмы в психологии — три стратегии психологического воздействия / Г.А. Ковалев // Вопросы психологии. — 1987. — № 3. — С. 41-49.

Коновалова О.А Індивідуальні способи категоризації експектацій в процесі переговорів // Сучасна психологія в ціннісному вимірі: Матер.Третіх Костюківських читань: В 2т. К.: Гнозис, 1994. — Т.2.- С.54-55.

Коновалова О. А. Проблема експектацій та їх роль у спілкуваннісуб’єкта //Практична психологія та соціальна робота. — 2000. — №8. — С. 18-24.

Копьев А. Ф. Между свободой и необходимостью: к методологии краткосрочного консультирования / А. Ф. Копьев // Вопр. психол. — 1996. — №4. — С. 44-54.

Кочюнас Р. Основы психологического консультирования / Р. Кочюнас. — М.: Академический проект, 1999. – 240с.

Купчина О.А. Глибинно-психологічний аспектрозуміння феномена експектацій //Вісник Київського університету. — 2003. — Вип.18. — С.24-29.

Ломов Б.Ф., Суpков Е.Н. Антиципация в стpуктуpе деятельности. М.: Наука, 1980. 279 с.

Минигалиева М. Р. Понимание психологом клиента в психологическом консультировании / М. Р. Минигалиева. — Saarbrucken : Lambert Academic Publ., — 2012. — С. 670.

Минигалиева М. Р. Супервизия как процесс взаимопонимания / М. Р. Минигалиева. — Saarbrucken : Lambert Academic Publ. — 2012. — 531с.

Наянова М.В. Ожидания как элемент педагогического процесса // Социальные явления. – 2015. — № 3. –С.3-9.

Роджерс К. Взгляд на психотерапию. Становление человека / К. Роджерс. — М. : Изд. гр. «Прогресс», «Универс» — 1994. – 480с.

Соболева Н.И. Социальные ожидания как предмет социологического анализа // Проблеми розвитку соціологічної теорії: Наукові доповіді і повідомлення першої Всеукраїнської соціологічної конференції. — К.: Соціологічна асоціація України, ІС НАН України, 2001. С. 150–151.

Ткаченко Н.Н. Оценочная зависимость как возможное последствие социальных ожиданий // Социальные явления. – 2015. — № 3. – С.136-143

Эйдемиллер Э. Г., Юстицкис В. В. Семейная психотерапия / Э. Г. Эйдемиллер, В. В. Юстицкис — Л. : Медицина — 1990. – 189с.

Якобс Д., Дэвис П., Мейер Д. Супервизорство / Д. Якобс, П. Дэвис, Д. Мейер. — С.-Пб. : Б. С. К., 1997. — 235с.

Яковлева С. В. Психологическое консультирование: теория и процесс / С. В. Яковлева. — Екатеринбург : Изд-во Гуманитарного университета, 1998. – 176с.


Инфляционные ожидания как фактор инфляции

Инфляционный процесс отличается от прочих процессов в экономике не только скоротечностью, но и огромной ролью ожиданий субъектов экономики по поводу будущей инфляции. Как известно, инфляция это сложное социально-экономическое явление, которое порождается диспропорциями в различных сферах экономики страны. К факторам, влияющим на возникновение и ускорение инфляционных процессов, относятся такие, как избыточный совокупный спрос, монополизация экономики, несбалансированность государственных доходов и расходов, направление национального дохода на военные цели, рост открытости экономики и т.д.

Одной из причин инфляции, имеющей особое значение в транзитивных экономиках, являются инфляционные ожидания – прогнозы субъектов экономики по поводу развития инфляционных процессов в будущем. Инфляционные ожидания состоят из ожидаемого экономическими субъектами темпа роста уровня цен на конечную продукцию, темпа роста цен на факторы производства, ресурсы и т.д. По некоторым оценкам экономические ожидания в среднем вносят сорокапроцентный вклад в формирование инфляционных процессов [5]. Многие экономисты стран Запада и СНГ особо выделяют фактор инфляционных ожиданий, подчеркивая, что их преодоление — важнейшая задача антиинфляционной политики.

Инфляционные ожидания экономических субъектов определяют цены на товарных рынках и рынках факторов производства. Инфляционные ожидания потребителей воздействуют на рынки факторов производства, и в первую очередь на рынок труда. Ожидая инфляционный рост цен в экономике, наемные рабочие заранее начинают требовать себе повышение зарплаты, а не по факту роста цен, как это произошло бы при отсутствии инфляционных ожиданий. А рост заработной платы приводит к росту издержек производства, который даже в конкурентной экономике ведет к росту цен на конечный продукт. Инфляционные ожидания напрямую оказывают влияние на процентную ставку и спрос на деньги: если процентная ставка ниже, чем ожидаемая инфляция, то разумные потребители откажутся от инвестиций в денежной форме и будут хранить свои сбережения в форме реальных активов.

В связи с тем, что люди принимают различные хозяйственные решения с учётом своих представлений о будущей ситуации, их ожидания превращаются в мощный фактор, воздействующий на само развитие событий. Инфляционные ожидания особенно опасны тем, что обеспечивают самоподдерживающий характер инфляции. Так, население, живущее в условиях постоянного ожидания повышения общего уровня цен, постоянно рассчитывает на дальнейший их рост и запасается товарами впрок, опасаясь, что цены на них в скором времени еще более поднимутся. Производители, думая, что цены на сырье, оборудование и комплектующие поднимутся и, желая обезопасить себя, многократно завышают цену на свою продукцию.

В экономической науке имеется три основных подхода к проблеме возникновения инфляционных ожиданий. Представители кейнсианского направления полагают, что хозяйственные субъекты склонны к формированию адаптивных ожиданий, которые возникают на основе экстраполяции в будущее сегодняшних и прошлых тенденций. Причем информация об уровне инфляции за недавние временные периоды учитывается в большей степени, чем за более ранние. Таким образом, в случае существования адаптивных ожиданий при усилиях денежно-кредитных властей сократить инфляционные процессы, ожидания будут сдерживать этот процесс, полагаясь на более высокий предыдущий темп инфляции.

Альтернативный подход исходит из того, что домашние хозяйства и хозяйствующие субъекты формируют так называемые рациональные ожидания. Его сторонниками являются главным образом представители нового классического направления. При этом рациональность ожиданий связывается с тем, что хозяйствующие субъекты оценивают будущее развитие событий, исходя из тщательного анализа всех известных им фактов. Соответственно теория «рациональных ожиданий» подкрепляет установку на то, что рыночная экономика обладает способностью быстро и сравнительно безболезненно адаптироваться к изменениям в экономической ситуации. Огромное значение придаётся при этом своевременному и максимально полному распространению среди хозяйственных субъектов информации, имеющей отношение к принятию хозяйственных решений.

Наконец, сторонники третьего подхода рассматривают ожидания домашних хозяйств и хозяйствующих субъектов как экзогенные или иррациональные. Это значит, что они вообще отказываются следовать какой-либо гипотезе о путях формирования ожиданий, предпочитая анализировать влияние фактически существующих ожиданий на ход экономического развития.

Некоторые исследователи утверждают, что если в западной теоретической литературе понятие «рациональные ожидания» рассматривается как естественная экстраполяция предсказуемых тенденциальных изменений, то для славянского менталитета скорее свойственны неоправданно завышенные «иррациональные ожидания», адресуемые как самому себе, так и внешним обстоятельствам. Есть основания полагать, что сами ожидания в отношениях между субъектами играют в экономиках стран СНГ более значимую роль, чем в экономике многих других стран [1].

В Республике Беларусь количественная составляющая инфляционных ожиданий как важного фактора изменения цен стала измеряться с июня 2012г. До этого времени ожидания лишь упоминались в качестве одной из причин изменения цен. При расчете инфляционных ожиданий используются фактические данные по инфляции за предыдущие 12 месяцев и данные, полученные в рамках мониторинга предприятий Национального банка, относительно 12-месячной перспективы. С 2015г. «Аналитические обозрения» Национального банка Республики Беларусь снова не содержат информацию об инфляционных ожиданиях в Республике Беларусь [3].

В Российской Федерации Банком России инфляционные ожидания вычисляются с применением различных статистических методов (нормальное и равномерное распределение, медианная оценка). Кроме того, определяется индекс потребительских ожиданий, который является субагрегатом индекса потребительских настроений. Публикация данного индикатора оказывает серьёзное влияние на частных и институциональных инвесторов. Как утверждается в Комментарии Банка России «Инфляционные ожидания населения», «динамика ИПН может выступать достаточно надёжным инструментом прогнозирования будущего потребительского и финансового поведения граждан и, в конечном счёте, прогнозирования инфляции» [2].

Как правило, инфляционные ожидания различаются у разных групп экономических субъектов. Производители имеют более полную информацию об изменениях цен, и поэтому их прогнозы инфляции более точны, чем у потребителей. Государство имеет еще более точные прогнозы, чем производители, а главное способно влиять на инфляцию, поэтому оно может еще точнее предсказать будущую инфляцию. Следует отметить, что многие производители и потребители не строят собственных прогнозов по инфляции, поскольку не имеют для этого необходимых данных, а используют прогнозы, предлагаемые государством.

Именно поэтому важной составляющей антиинфляционной политики должно быть построение механизма управления инфляционными ожиданиями в обществе. Для этого нужно обеспечить наличие таких необходимых условий, как транспарентность монетарной политики, общедоступность экономической информации, доверие к политике правительства и Национального банка Республики Беларусь. Благодаря четкому разъяснению подходов, лежащих в основе принимаемых в денежно-кредитной сфере решений, усилится воздействие денежно-кредитной политики на экономические процессы, в том числе за счет обеспечения более эффективного формирования инфляционных ожиданий.

[1] Институциональная экономика: Учеб. пособие / Под рук. акад. Д. С. Львова. — М.: ИНФРА-М, 2001. — 318 с

[2] «Инфляционные ожидания населения». Комментарий Банка России [Электронный ресурс]. -Url: http://www.cbr.ru/DKP/standart_system/Infl_exp_16-01.pdf (дата обращения 09.03.2016)

[3] Основные тенденции в экономике и денежно-кредитной сфере Республики Беларусь. Аналитическое обозрение. [Электронный ресурс].-Url: http://www.nbrb.by/publications/EcTendencies/rep_2014_06_ot.pdf (дата обращения 01.03.2016)

[4] Сборник. Сборник экономических терминов, 2007, [Электронный ресурс].-Url: http://allforex.biz/ekonmika/ojidaniya-ekonomicheskie-7522.html (дата обращения 10.02.2016)

[5] Тычинский Д.В.Влияние социальных ожиданий на процесс инфляции в России:дис. … канд.соц.наук, 22.00.08:27.05.10/Тычинский Дмитрий Валериевич.-М.,2010, [Электронный ресурс].-Url: http://netess.ru/3sotsiologiya/14156-1-vliyanie-socialnih-ozhidaniy-process-inflyacii-rossii.php (дата обращения 01.03.2016)


Социальные ожидания личности как составляющая коммуникативно-ролевого взаимодействия

Вступление. Формирование и реализация социальных ожиданий базируются как на индивидуальном, так и на социальном опыте личности. Они распространяются и подкрепляются благодаря коммуникации и взаимодействию. Социальные ожидания отражают социальную реальность любого количества участников взаимодействия не только в диадных отношениях, супружеских, учитель-ученик, родитель-ребенок, но и в отношениях малой группы, средней или большой сообщности. Также социальные ожидания личности способны отражать социальную реальность в широкой социальной системе, в социуме. Таким образом, социальные ожидания, сформировавшиеся в результате коммуникативно-ролевого взаимодействия, хоть и являются субъективными ориентациями отдельных участников взаимодействия, личностным или групповым образованием, но и выступают продуктом целой социальной системы, поэтому и носят название «социальные ожидания личности».

Постановка научной проблемы. Исследование социальных ожиданий личности как составляющей комуникативно-ролевого взаимодействия продолжает научные поиски автора, и является одним из аспектов теоретико-методологического исследования социальных ожиданий личности, наряду с научно-категориальным, семантическим и ретроспективным анализами понятия «социальные ожидания». Заслуживает внимания рассмотрение нами социальных ожиданий личности как базового психологического механизма саморегуляции поведения и как составляющей ценностно-смысловой сферы личности.

Обзор иностранной и отечественной литературы. Несмотря на основательную разработку проблемы ожиданий в научной литературе, проблема социальных ожиданий личности как составляющей коммуникативно-ролевого взаимодействия остается малоизученной.

Цель работы состоит в теоретико-методологическом анализе социальных ожиданий личности как составляющей коммуникативно-ролевого взаимодействия.

Теоретико-методологический анализ и результаты исследования. Человек одновременно исполняет много ролей, поэтому взаимодействие людей регулируется ролевыми ожиданиями. Известно, что учитель ожидает определенного поведения от ученика, родители от детей, старший от младшего, и наоборот: ученик ожидает вполне определенного поведения наставника, дети от родителей, младший, соответственно, поведения старшего. П.П.Горностай в ролевой концепции разработал структуру ролевого взаимодействия личности. В состав этой структуры входит подструктура ролевых ожиданий, под которой автор понимает систему требований социума к роли (отдельным вариантом «социума» может быть и один человек), вернее отражение личностью совокупности тех требований, которые выдвигают к человеку партнеры по ролевому взаимодействию, его собственные представления о том, какого поведения от него ожидают другие. Создается впечатление, что ролевые ожидания, направленные от социума, просто отражаются в индивидуальном сознании. На самом деле, воображение человека о ролевых ожиданиях, направленных к нему, является результатом довольно длительного формирования, отчасти они точно отличаются от «оригинала» и представляют собой самостоятельный феномен индивидуального сознания человека.

Социальные ожидания сообщества являются не только результатом отражения социальной реальности, но и предпосылкой ее изменений, поскольку образуют определенную систему соотношений, стандартов поведения, сравнении определенных общественных настроений, которые зависят не только от экономического состояния, действий лидера и т.п., а опосредуются соответствующими требованиями социума. В частности, в устойчивых малых группах социальные ожидания отражают объективную необходимость согласованных действий. От каждого члена ожидается определенный комплекс мыслей, чувств и поступков, соответствующих его месту в системе совместной деятельности. Если его поведение не соответствует их ожиданиям, это вызывает ответную реакцию членов группы – социальные санкции.

Нормативно принятый образ поведения, ожидания от каждого индивида, занимающего определенное место в обществе – это есть его социальная роль. Социальные ожидания определяют общие контуры социальной роли и могут не зависеть от сознания и поведения конкретного индивида. Ожидания накладываются на роль как нечто внешнее, более или менее обязательное. В таком случае их субъектом является не индивид, а общество или любая конкретная социальная группа. Именно то, насколько поведение индивида соответствует социальным ожиданиям, является критерием оценки выполнения им данной социальной роли.

В теории ролей (Г.Блумер, Э.Гоффман, М.Кун, Дж.Г.Мид) социальные ролевые ожидания занимают ведущее место. Заданная обществом модель роли интерпретируется как система ролевых ожиданий, что оказывает существенное влияние на формирование личности. Принятие роли другого, то есть представление себя на месте партнера по взаимодействию, выступает основным фактором эффективного межличностного взаимодействия.

Постоянное решение людьми общих задач развивает чувство «взаимной сообщности» или идентификации, служит образованием ощущения, что участники взаимодействия связаны между собой определенными обязанностями. Когда это происходит, то желания, намерения, стремления индивидов трансформируются в систему взаимных ожиданий-требований, которые жестко устанавливаются и приводят в порядок тех, кто отклоняется от нормы, – на что обращали внимание такие ученые: И.С.Кон, Т.Шибутани, Т.Н.Яблонская и др. Отождествление себя с другими (М.И.Боришевский, И.С.Кон, В.А.Татенко, Т.М.Титаренко, Дж.Г.Мид и др.), построение социальных стереотипов (Е.Е.Блинова, А.А.Бодалев, Т.Шибутани и др.) – является одним из самых простых путей понимания другого человека. Значимый другой выступает внешней моделью для самосознания, образцом для формирования представлений о себе, средством поддержания самоуважения. Отметим, что совокупность ожидаемых оценок и мнений значимых других является первой группой установок в межличностном оценивании (А.А.Кроник) и индивидуальной формой репрезентации в сознании личности групповых норм (М.И.Бобнева). Приходим к выводу, что неоправдание надежд, ожиданий тех, с кем индивид себя идентифицирует, вызывает острое чувство вины, осуждение. Социальные ожидания личности – являются «неформальным кодексом» (Т.Шибутани) воздействия на межличностное взаимодействие. Насколько этот неформальный кодекс может быть введен в жизнь, зависит от тех чувств, которые возникают в межличностных отношениях.

Заключение. Теоретико-методологический анализ проблемы показал, что социальные ожидания – необходимый элемент, важная составляющая коммуникативно-ролевого взаимодействия личности. Социальные ожидания личности осуществляют определяющее влияние на эффективность межличностного взаимодействия, ее стратегию поведения.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Эти тезисы развиты и опубликованы в статье Попович И. C. Теоретико-методологический анализ социальных ожиданий личности как составляющей коммуникативно-ролевого взаимодействия // Социальные явления. 2016. № 1(4). С.47-54. Прочесть полный текст →

Ожидания индивида как педагогическая задача

Центральное место в данном сообщении занимает положение о том, что теория ожиданий должна быть многофакторной и, в частности, должна учитывать растущее влияние на индивида меняющихся социально-культурных условий и его последствий. Например, продолжающееся развитие производительных сил общества сказывается на ожиданиях индивида двояко. С одной стороны, оно открывает возможность большому числу людей вести праздный образ жизни и предаваться иждивенческим настроениям и ожиданиям, с другой стороны, из-за него важным условием движения вверх по социальной лестнице становится получение хорошего образования. Во втором случае позитивные ожидания должны образовывать многоступенчатую последовательность, но так как путь к их исполнению является долгим и трудным, возникает ещё одна угроза – угроза того, что под давлением объективных обстоятельств ожидания людей могут не оправдываться в массовом порядке, вызывая ослабление поисковой активности и социальную апатию. Отсюда следует, что без участия системы образования в воспитании разумных потребностей личности и в оказании педагогической помощи индивиду на длинных образовательных траекториях теория ожиданий свелась бы к пессимистической констатации многочисленных потерь. По этой причине ожидание индивида уместно рассматривать также с активной педагогической позиции, то есть как педагогическую задачу.

Основным источником обозначенных проблем является обострение противоречия между личностью и культурой, между личностью и обществом. Н.И. Бердяев давно говорил о страшном ускорении времени, за которым человек не может угнаться, а Г. Уэллс писал о том, что история цивилизации напоминает всё ускоряющиеся гонки между образованием и катастрофой. В образной форме «нерв» этой гонки, неустранимой из-за постоянной смены поколений, хорошо выразил С. Маршак: «Как зритель, не видевший первого акта, / В догадках теряются дети. / Но все же они ухитряются как-то / Понять что творится на свете». Учитывая массив накопленного опыта, эту ситуацию можно охарактеризовать при помощи открытого в квантовой механике эффекта преодоления частицей потенциального барьера, высота которого выше, чем исходная кинетическая энергия частицы. Г. Гамов объясняет эти явления туннельным эффектом.

Вследствие выхода науки на уровень, для обозначения которого М.К. Петров использовал термин «нечеловекоразмерность», и других аналогичных событий в современной истории человечества, запаса поисковой активности, имеющегося у индивида, уже не может хватить для самостоятельного преодоления старых и новых культурных барьеров. Переломным в этом отношении стало XIX столетие, когда, по утверждению Ф. Клейна, из-за экстенсивного развития математики «даже самый универсальный ум оказывается уже не в состоянии синтезировать в себе целое и плодотворно применять его вне себя самого». В это же время А. Дистервег сформулировал своё утверждение о том, что «самодеятельность – цель и средство всякого образования», то есть именно в тот период, когда факторы, угнетающие самодеятельность индивида, усилились. С учетом исторического момента этот тезис Дистервега предстает призывом к педагогам решительно поддерживать самодеятельность учащегося, которой из-за давления новых обстоятельств и возможных ошибочных действий учителя угрожает полное исчезновение.

То же самое можно сказать и об уверенных ожиданиях позитивной направленности современного индивида. Ключ к поддержке и приумножению этих ожиданий находится в руках всего педагогического сообщества, которое, по сути дела, и является главным их носителем. Проблема в том, что в нынешнем состоянии системы образования сами педагоги нуждаются в серьёзной методологической и методической поддержке, так как не справляются с этой своей задачей. В анкетах учащихся встречаются такие признания: «Иногда, просидев дома и не решив задание за 20-30 минут, списываю в классе. Сильно много не думаю, самое большое один час – алгебра, 20-30 минут – геометрия (так как все равно толку мало)», «Геометрию не люблю, потому что непонятно».

Тем не менее, стандартные методы обучения несложно модернизировать таким образом, чтобы преодолевать кризисные обострения учебной ситуации, связанные с самодеятельностью и ожиданиями учащихся. Так, при отсутствии у учащихся позитивных ожиданий корректировке следует подвергнуть систему текущего контроля. Её нужно настроить так, чтобы помочь учащемуся укрепить фундамент его успешной учебы до того, как его ожидания по поводу своей учебы поменяют свой знак с отрицательного на положительный. Одна из возможных схем организации такого контроля указана в статье [Ермаков 2009]. Там же приведен пример выхода на самоподдерживающийся колебательный режим, когда успех в изучении учебного материала менял ожидания, а они, в свою очередь, повышали активность и успешность учёбы. В ряде случаев эти эффекты имели взрывной характер.

Другой типичной ситуацией, в которой названная помощь со стороны педагога принципиально необходима, является освоение учащимися понятий высокого уровня абстракции. В этом месте потеря учащимися всякой активности наиболее вероятна, поэтому необходимы меры профилактического характера. Из-за недостатка учебного времени построить полноценную пропедевтику такого понятия невозможно, а при использовании укороченной пропедевтики приходится рассчитывать на особую мобилизацию усилий самого учащегося и поддерживать её. Модельный пример организации такого обучения начальным понятиям топологии представлен в статье [Ермаков 2012].

Эти локальные педагогические мероприятия, благодаря порождаемым сильным эффектам психологического плана (новый уровень внимания, изменение мотивации к учебе и стратегии учебной деятельности, закрепление этих подвижек в новом уровне ожиданий), приводили также к длительному и массовому позитивному влиянию на учебный процесс на протяжении всего последующего периода обучения в вузе. В отсутствие альтернативных гипотез можно утверждать, что без выхода на новый уровень и качество ожиданий такого эффекта за рамками предмета, в котором происходил эксперимент, не было бы. Наблюдаемый в процессе преподавания трудных для студентов математических курсов существенный рост не только в степени уверенности своих ожиданий, но и в их качестве порождал синергетические эффекты самоорганизации и на уровне студенческих коллективов.

Вывод: рассмотрение проблемы ожиданий индивида как педагогической задачи расширяет поле возможностей и для исследований, и для приложения их результатов на практике, в том числе, при рассмотрении социальных процессов и активного педагогического воздействия на них.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Эти тезисы развиты и опубликованы в статье Ермаков В. Г. Oжидания индивида как педагогическая задача // Социальные явления. 2016. № 1(4). С.7-15.  Прочесть полный текст →

Литература

Ермаков В.Г. Контроль в системе математического образования: проблемы и пути их разрешения // Математика в высшем образовании. – 2009. – № 7. – С. 95–108.

Ермаков В.Г. Функции и структура задач при локальном обращении аксиоматических теорий // Известия Гомельского государственного университета имени Ф. Скорины. – 2012. – № 2 (72). – С.45–52.

Ожидания работодателей в отношении выпускников специальности «Переводческое дело»

Главной целью высшего образования является удовлетворение интересов общества, государства и личности в получении качественного высшего образования, предоставление каждому человеку широких возможностей в выборе содержания, формы и сроков обучения.

Общенациональной целью образования по специальности 5B020700 «Переводческое дело» в Республике Казахстан является обеспечение условий для получения полноценного профессионального образования и овладения профессиональной компетентностью в области переводческого дела.

В последнее время в сфере подготовки квалифицированных кадров высшего образования наблюдается тенденция к изучению и описанию основных профессиональных компетенций, которыми должны обладать выпускники высших учебных заведений.

В данной статье речь пойдет об ожиданиях работодателей в отношении дипломированных выпускников переводческих факультетов и отделений, работающих в сфере переводческих услуг и осуществляющих межкультурную коммуникацию.

Следует отметить, что довольно часто такие паронимичные понятия, как «компетенция» и «компетентность» употребляются без разграничения, хотя это не совсем тождественные понятия.

Что же в целом подразумевают под этими терминами? Из каких неотъемлемых компонентов состоит именно переводческая компетенция?

В соответствии с данными дефиниционного анализа, компетенция – это некая заранее определённая область знаний, в которой люди, объединённые одной профессией, должны быть осведомлены. Компетентность же – обладание, владение определёнными знаниями, профессиональность. Таким образом, компетенция идеальна и нормативна, а компетентность реальна, свойственна конкретной личности и зависит от усилий человека.

При подготовке специалистов в сфере перевода и межкультурной коммуникации ключевую роль отводят профессиональной переводческой компетенции и способам её результативного формирования у будущих переводчиков. При этом в большинстве случаев речь идёт о совокупности знаний, способностей, навыков, позволяющих переводчику успешно решать свои профессиональные задачи [Михайлова, Боргуль 2014, 396].

В трудах Миньяр-Белоручева компетенция переводчика в целом рассматривается как единство трёх её составляющих: языковой компетенции – «суммы знаний о языке и владение всеми его подсистемами», речевой – «практического владения языком, умения свободно выражать свои мысли» и лингвострановедческой – «знаний культурных особенностей другой страны, установленных в ней норм речевого поведения, традиций и т.д.» [Миньяр-Белоручев 1999, 23].

Вопрос межкультурной компетенции переводчика также представляется наиболее актуальным в настоящее время, что обусловлено расширением контактов между различными государствами и, как следствие, ростом потребности в компетентных, квалифицированных переводчиках, способных обеспечить эффективную межкультурную коммуникацию и взаимопонимание между представителями разных стран.

Среди имеющихся многочисленных аспектов межкультурной коммуникации наиболее обширным является лингвострановедческий, включающий в себя вопросы коммуникативного поведения (вербального, невербального и паравербального), культурных ценностей и норм, а также различных психологических установок. Овладение данным аспектом чрезвычайно важно для эффективного общения с представителями других культур, их адекватного понимания и, в результате, компетентного осуществления переводчиком своей профессиональной деятельности.

В КГУ им. Ш.Ш. Уалиханова (Республика Казахстан, Кокшетау) подготовка переводческих кадров осуществляется на базе кафедры английского языка и методики преподавания, ведущей свою профессиональную деятельность с 1965 года. Уже на протяжении нескольких лет преподаватели данной кафедры совместно с работодателями региона апробируют и совершенствуют новую «Образовательную программу» для подготовки бакалавров по специальности 5В020700 «Переводческое дело».

Осуществление профессиональной подготовки специалистов в сфере переводов обнаруживает недостаточность традиционной формулы квалификации переводчика: для того чтобы переводить, необходимо знание двух языков и предмета речи. Оказалось, что факторы, указанные в этой формуле, сами по себе не обеспечивают умения квалифицированно переводить [Шереминская, 10].

Бурное развитие экономики, науки, культуры в ХХI веке не только поставило новые задачи перед переводчиком, но и к нему самому стали предъявляться новые требования. Результаты анкетирования, проведённого среди потенциальных работодателей, показывают, что наряду с языковой, речевой, культурологической компетенциями, будущий соискатель на должность переводчика должен владеть в равной степени коммуникативной компетенцией, быть творческой личностью, способной мыслить широко и нестандартно.

Современные тенденции таковы, что работодателю необходим хороший лингвист, владеющий психологическими приёмами, способный создать нужную атмосферу, которая поможет в процессе переговоров достичь требуемого взаимопонимания. Общее развитие, начитанность, широта кругозора — вот те качества, которыми должен обладать каждый профессиональный переводчик [Шереминская, 24].

Как преподаватели, так и работодатели сходятся во мнении, что для успешного обучения будущих специалистов в сфере переводов необходимо постоянно совершенствовать учебный процесс, создавать педагогические условия, разрабатывать новые образовательные программы, более чётко описывать цели обучения, определять основные компоненты профессиональных компетенций переводчика, а также разрабатывать организационные формы для развития того или иного вида компетенции.

В ходе обсуждений и анализа обе стороны пришли к выводу, что компетенции выпускников по специальности «Переводческое дело» необходимо поделить на две группы: универсальные компетенции и профессиональные компетенции.

Под универсальными компетенциями понимается целостная система универсальных знаний, умений, навыков, опыта самостоятельной деятельности и личной ответственности обучающихся, что ведет к формированию социальной компетентности и личному развитию обучающихся.

Характеристика социальной компетентности и личного развития выпускника по специальности «Переводческое дело» включает следующие составляющие: социально-этические навыки, коммуникативные навыки, межличностные навыки (умение работать в команде, правовые навыки, навык постоянного самосовершенствования), инструментальные (знание IT-технологий, владение другим иностранным языком).

Под профессиональными компетенциями понимается готовность (способность) выпускника на основе сознательно усвоенных знаний, умений, приобретённого опыта, всех своих внутренних ресурсов самостоятельно анализировать и практически решать значимые профессиональные проблемы, ключевые и типичные производственные задачи.

Характеристика профессиональной деятельности выпускника по специальности «Переводческое дело» включает следующие составляющие: предметно-специализированные (куда следует относить лингвистическую компетенцию, социолингвистическую компетенцию, коммуникативную, организационно-управленческую, информационно-профессиональную, иноязычную коммуникативную, профессионально-коммуникативную).

В целом такая траектория подготовки переводчиков в Кокшетауском государственном университете им. Ш. Уалиханова позволяет выпускникам выполнять профессиональный письменный (полный и/или реферативный) и устный (последовательный) перевод в организациях, осуществляющих научно-культурные связи республики с другими государствами, в системе международного туризма, в информационно-аналитических службах и агентствах, в переводческих агентствах и бюро.

В заключение хочется подчеркнуть, что профессию переводчика выбирают серьёзные люди, увлечённые своим делом, и привести известное изречение Валери Ларбо: «В истинном переводчике непременно сочетаются ценнейшие и редчайшие человеческие качества: самоотречение и терпение, даже милосердие, скрупулезная честность и ум, обширные знания, богатая и проворная память».

Список литературы

1 Михайлова Т.В., Боргуль Н.М. Ключевые компетенции будущих специалистов переводческого направления // Материалы Международной научно-практической конференции «Уалихановские чтения-18». – Кокшетау. – 2014. — Том 3. С. 396-400

2 Миньяр-Белоручев Р.К. Как стать переводчиком? — М.: Готика, 1999. – 176 с.

3 Шереминская Л.Г. Настольная книга переводчика. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2008. – 252 с.


Оценка качества сервиса на основе учета ожиданий клиентов

Чтобы помочь теоретикам и практикам сервисного бизнеса понять сложную структуру процесса обслуживания, разработаны различные модели. Одна из самых ранних моделей основана на расширении традиционного маркетингового комплекса, включающего такие элементы, как продукт, цена, распределение и продвижение, включением в него дополнительных трех Р: участников сервисного процесса, материальных свидетельств и процесса комплексного обслуживания.

Вторая модель представляет процесс обслуживания как сложную производственную систему, объединяющую такие элементы, как технологии, менеджмент, ресурсы и персонал, использование и деятельность которых определяется миссией сервисной организации и потребностями клиентов.

В третьей модели обслуживание описывается как система, в которой объединяются услуги как таковые и производство. Такая система включает в себя видимые и невидимые для клиента зоны, внешнюю среду, служащих сервисных организаций, непосредственно контактирующих с клиентами, и клиентов.

Для более глубокого понимания сути сервисного процесса, Стивен Дж. Гроув и Реймонд П.Фиск предложили новую, четвертую модель, назвав ее «театр услуг». Они предлагают данную модель, исходя из того, что обслуживание имеет много общего с театральным представлением. Представление – это деятельность актера в ходе непрерывного контакта с аудиторией.

Сервисный процесс — это спектакль, в ходе которого развивается деятельность сервисной организации и ее служащих (актеров), которые удовлетворяют потребности клиентов (зрителей). Систематизированное использование метафоры театра по отношению к сервисному процессу — подход инновационный, во многом основанный на концепциях и идеях социологической философской школы, известной под названием «Драматургия».

Поскольку производство и потребление услуг происходит одновременно и вследствие нематериальной природы услуг, клиентам часто трудно оценить их качество. Определить, насколько хорошо их обслуживают, клиентам помогают социальная обстановка (качество взаимоотношений с работниками сервисной организации и с другими клиентами) и физическая среда фирмы (используемое оборудование, вид зданий, помещений) [Лавлок К. , 2005, c. 138].

Проблема оценки качества обслуживания не так однозначна, как может показаться на первый взгляд. Оценку качества сервиса могут давать клиенты; служащие сервисных организаций, контактирующие с клиентами; топ-менеджмент сервисных организаций; конкуренты; исследователи; общественные организации и государственные органы. Очевидно, что многое в оценке зависит от субъекта оценки. Такой подход требует разработки методов оценки обслуживания потребителей, адекватных запросам заинтересованных сторон.

Современные подходы и модели процессов обслуживания потребителей крайне актуальны для исследования и формирования логистической сервисной системы на микроуровне.

Логистическая сервисная система (ЛСС) — это совокупность элементов, функциональная связь которых позволяет наиболее полно и своевременно обеспечивать отдельного потребителя услугами, соответствующими заданным качественным характеристикам и количественным параметрам. Поскольку в современных условиях конкурентоспособность предприятия в решающей степени определяется ассортиментом и качеством предлагаемого сервиса, а также стабильностью ЛСС, функционирующей на предприятии, всем компаниям необходимо регулярно проводить оценку сформированной ЛСС и прилагать усилия для ее совершенствования.

Для оценки качества ЛСС предлагается использовать Gap-модель Зейтгамл, как один из самых эффективных методов оценки качества обслуживания потребителей, поскольку он позволяет узнать реальное мнение о качестве ЛСС, выявить ее реальные проблемы. Он позволяет однозначно трактовать результат и предлагать конкретные решения проблем, что также является его преимуществом. «Gap-модель» Зейтгамл иллюстрирует путь реализации ожиданий клиента относительно качества логистического сервиса и причины возможного неудовлетворения.

Исследовательскую работу, проведенную в этом направлении, условно разделили на четыре основных этапа.

На первом этапе было проведено поисковое исследование, результатом которого стала разработка модели качества услуг, известной сегодня как Gap-модель Зейтгамл. Основой второго этапа стали эмпирические исследования, позволившие уточнить выдвинутые на первом этапе критерии качества услуг, а также разработать методику измерения качества услуг SERVQUAL. Эмпирические исследования, проведенные на третьем этапе, позволили сконцентрироваться на факторах, подконтрольных поставщику услуг. На четвертом этапе в центре внимания ученых оказались факторы, формирующие потребительские ожидания относительно качества услуг, была разработана и представлена модель ожидаемой услуги.

В Gap-модели отражены следующие виды разрывов:

1) Gap 1 — расхождение (разрыв) между ожиданиями качества сервиса у потребителя и восприятием этих ожиданий высшим руководством логистической службы компании;

2) Gap 2 — расхождение (разрыв) между восприятием ожиданий потребителей руководством компании и стандартами, определяющими качество сервиса ;

3) Gap 3 — расхождение (разрыв) между стандартами качества и «доставкой» логистических услуг ;

4) Gap 4 — расхождение (разрыв) между «доставкой» логистического сервиса и внешними сообщениями потребителю о «доставке» сервиса ;

5) Gap 5 — расхождение (разрыв) между ожиданиями потребителей и полученным сервисом [Valarie A. Zeithaml. ,2009, c. 109].

Поскольку данная методика представляет интерес для транспортно-экспедиционных компаний, были предприняты попытки применить ее при проведении исследований качества логистического сервиса в нескольких таких организациях.

Целью данного исследования была оценка уровня соответствия реально оказываемых предприятиями услуг тем требованиями и ожиданиям, которые предъявляют заказчики к транспортно-экспедиционным услугам.

Мониторинг проводился группой исследователей в пять этапов: определение для компании критериев качества работы и услуг; разработка и составление анкет; формирование выборки (списка респондентов); определение сроков и места анкетирования; обработка результатов. По итогам исследования был составлен проект мероприятий по повышению качества обслуживания заказчиков.

Исследования удовлетворённости заказчиков качеством услуг дали результаты, которые свидетельствуют о дифференциации критериев качества предоставленных услуг на две основные группы. В первую группу вошли критерии, по которым оценка реального качества выше оценки ожидаемого качества. Ко второй группе отнесены критерии, по которым оценка заказчиками реального качества услуг ниже оценки ожидаемого качества. На основе результатов анализа выявлено, что самые высокие ожидания заказчиками предъявляются к таким критериям как:

— сохранность доставки груза;

— выполнение всех договорных обязательств компании;

— надёжность с точки зрения безопасности для бизнеса;

— доверие и партнёрские отношения с компанией.

Список литературы

Лавлок К. Маркетинг услуг: персонал, технологии, стратегии / Лавлок К. — М.: Вильямс. 2005. – 1008с.

Zeithaml, Valarie A. Delivering Quality Service / Valarie A. Zeithaml. – N.Y.: Free Press, 2009. – 240 p.


Гендерные особенности ожиданий относительно семейной жизни

Разные теоретические научные школы позволяют по-разному интерпретировать тот или иной фактический материал в области ожиданий. На наш взгляд, имеющийся на сегодняшний день эмпирический материал из области ожиданий, отличается фрагментарностью и разрозненностью. В качестве методологической основы нашего исследования мы взяли единую теорию психических процессов Л.М. Веккера, который выделил две группы психических процессов, влияющих, по нашему мнению, на формирование ожиданий: первые, собственно, дают нам сведения об окружающем мире на разных уровнях и обозначаются как собственно познавательные. Вторые, так или иначе, организуют эту получаемую информацию, получаемые знания вдоль оси психологического времени, задавая наше психологическое прошлое, психологическое настоящее, психологическое будущее. Вторые, по сути дела, пронизывают все наше познание, поэтому их можно обозначить как сквозные и к которым можно отнести ожидания.

Ожидания отличаются обобщённостью, которая является «сквозным» параметром всех психических процессов. Исследование характеристики обобщённости привело к вопросу о необходимости взаимосвязи ожиданий и памяти. Обобщённость ожидаемого образа выражает отнесённость отображаемого в нём объекта к определённому классу, а класс при этом не может быть содержанием актуального, т.е. в данный момент совершающегося отражения. Поэтому обязательным посредствующим звеном выступает включённость апперцепции, т. е. образов, сформированных в прошлом опыте и воплощённых в тех извлекаемых из памяти эталонах, с которыми сличается каждый актуальный перцепт. Такие эталоны и есть ожидания, аккумулирующие в себе признаки различных единичных образов. На основе этих признаков строится «портрет класса объектов». Тем самым обеспечивается возможность перехода от перцептивно-образного к понятийно-логическому отображению структуры класса предметов, однородных по какой-либо совокупности своих признаков.

Ожидания можно рассматриваться как звено между воспоминаниями, восприятием актуальной ситуации и мышлением, которое позволяет извлекать абстрактное, категоризировать предметы, формировать понятия, обобщать. Таким образом, нам представляется важным изучение ожиданий относительно оси психологического времени, вдоль которой будут организованы память, восприятие актуальной ситуации и ожидания, которые так или иначе друг с другом взаимодействуют.

Предварительный анализ отечественных исследований позволяет говорить о том, что тенденция к определенным видам ожиданиий проявляется уже в раннем детстве и требует обращение к биографическим фактам. Историческая природа человека требует от исследователя изучения или хотя бы учета исторических обстоятельств ее жизни, поэтому изучение ожиданий человека требует обращения к биографическим данным, так как жизненный путь личности насыщен событиями, и эта событийность сказывается как на характере и полноте воспоминаний, так и на его ожиданиях. По нашему мнению, воспоминания и ожидания входят в состав актуальной структуры личностной структуры и имеют решающее значение для конструирования сценария собственной жизни.

Основными аспектами нашего исследования стали эмоционально-оценочные ожидания относительно оси психологического времени, вдоль которой организованы и, соответственно, изучались воспоминания, восприятие актуальной ситуации и ожидания, направленные в будущее. Нами ставилась задача исследовать эмоционально-оценочные воспоминания и представления о своей семейной жизни (как прошлой, так и настоящей). Это, во-первых, переживания, существующие в форме эмоционально-насыщенных мнемических процессов, которые в личностно-биографическом плане выступают как процессы исторической памяти — воспоминания о своем детстве (родительское влияние, отношения с родителями) и эмоционально-оценочные представления о сложившейся семейной ситуации (оценка семейной ситуации, общей жизненной ситуации удовлетворенность семейной жизнью, успешность и т.д.). Как всякое биографическое переживание, воспоминание включено в жизнедеятельность личности и является составной частью определённых ожиданий от актуальной или будущей ситуации. Во-вторых, рассматривались эмоционально-оценочные ожидания своей позиции относительно будущей семейной ситуации. В исследовании принимало участие 180 человек в возрасте от 21 до 55 лет, разделенных по гендерному признаку

Результаты проведенного исследования свидетельствуют, что больше половины всех опрошенных, разделенных по гендерному признаку, считают, что в детстве они росли самостоятельным ребёнком. А воспоминания о безусловной самостоятельности в детстве чаще высказывают женщины (32%), чем мужчины (19%).

Мужчины (58%), демонстрируя, в целом, достаточно ровное эмоционально-оценочное отношение к своему детству и юности, чаще, чем женщины вспоминают эмоционально-доверительные отношения с отцом; по данному показателю между русскими мужчинами и русскими женщинами выявлены статистически значимые отличия (t=2,07, p<0,04). Тогда как женщины (32%) по сравнению с мужчинами, гораздо чаще отмечают отсутствие эмоционально-доверительных отношений с отцом в детстве. Стоит отметить выявленное статистически значимое различие что между мужчинами и женщинами по показателю воспоминания о своей детской привычки делиться заботами с родителями и советоваться с ними (t=2,01, p<0,05). Женщины значительно чаще (45%), в отличие от мужчин (29%), подтверждают эту детскую особенность. Соответственно 24% мужчин отрицают этот факт. Таким образом, мы можем видеть, что детские желания и поступки девочек не встречали ожидаемой поддержки у родителей. Тогда как, судя по воспоминаниям мужчин, в детстве они занимали более значимое положение в семье, чем девочки.

Большинство опрошенных оценивают уровень жизни своей актуальной семьи как соответствующий среднему уровню. Также по оценке уровня жизни семьи в настоящее время выявлены статистически значимые различия между мужчинами и женщинами. Мужчины (29%) по сравнению с женщинами (5%) чаще оценивают уровень жизни своей семьи выше, чем у большинства людей (t=2,33, p<0,02). Таким образом, мужчины имеют тенденцию оценивать уровень жизни своей семьи выше, чем женщины. Можно предположить, что женщины по сравнению с мужчинами имеют более высокие требования к аспектам материальной обеспеченности семьи.

Больше половины респондентов в изучаемых выборках в целом удовлетворены своей семейной ситуацией. Причем, мужчины (67%), по сравнению с женщинами, чаще демонстрируют удовлетворённость ею. Неудовлетворенность семейными отношениями чаще проявляется у женщин, вне зависимости.

Проанализируем то, в каком отношении опрошенные респонденты ожидают от себя сделать для своих детей больше, чем сделали для них их родители. По отношению к своим детям женщины ожидают от себя помочь в получении лучшего образования (38%) и оказывать им больше внимания и поддержки. Можно предположить, что в своих планах и желаниях по отношению к детям они проецируют эмоционально-оценочные представления о прошлой семейной ситуации (детство и юность). Тем не менее, потребность в установлении близких доверительных отношений с детьми у них выражена меньше, чем у мужчин. Они критичнее, чем мужчины, оценивают уровень жизни своей семьи, у них выше степень неудовлетворенности своей семейной жизни. Таким образом, у женщин эмоциональная оценка своего детства и настоящей семейной жизни несколько ниже, чем у мужчин.

Мужчины выражают желание оказать больше поддержки и понимания своим детям. У мужчины, по сравнению с женщинами, сильнее выражено желание устанавливать близкие доверительные отношения со своими детьми; мужчины (26%) хотели бы предложить своим детям более высокий жизненный стандарт, тогда как лишь 7% женщин проявляют согласие с ними в этом желании (статистически значимое различие).

Можно, утверждать, что все эти эмоционально-оценочные представления, оформленные в детстве, проецируются нашими респондентами в виде ожиданий в сферу их личной жизни.

Анализ результатов исследования биографических характеристик личности позволяет предполагать, что общие тенденции в представлениях и ожиданиях начинают проявляться в детстве, а по показателям ожиданий можно прогнозировать характерные тенденции в выстраивании жизненных стратегиях людей, принимая во внимание своеобразие их воспитания.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Эти тезисы развиты и опубликованы в статье Дрынкина Т. И. Гендерные особенности ожиданий относительно семейной жизни // Социальные явления — журнал международных исследований. 2016. № 1(4). С.85-91. Прочесть полный текст →

Маскулинность и феминность: как сконструированные гендерные ожидания и ролевой конфликт

Исследование социальных процессов с учетом гендерных отношений позволяет зафиксировать внутрисемейное взаимодействие, в том числе ролевую составляющую семейной и профессиональной сфер общественной жизни на фоне ослабления традиционного разделения на маскулинность и феминность. Предметом данной статьи является влияние изменений сконструированных представлений о мужском и женском на внутрисемейное поведение и внутриличностные конфликты.

В обществе образы мужчины и женщины конструируются и закрепляются в виде гендерных стереотипов, которые проявляются в ходе взаимодействия людей и накладывают отпечаток на характер этого взаимодействия. Гендерные стереотипы являются фундаментом, определяющим особенности восприятия самого себя, других и всего комплекса социальных взаимодействий.

Взаимодействие с учётом гендерных отношений и социологии конфликтов раскладывается следующим образом: объективная сторона – сконструированные гендерные стереотипы, субъективная – взаимные ожидания индивидов относительно соответствующего гендеру поведения. Генедерные конфликты возникают по причине разницы в восприятии друг друга, формируются некогерентные ожидания на межролевом и внутриличностном уровнях.

Введение терминов «феминность» и «маскулиность» позволило укрепить представления о дихотомичности полов. Индивид вынужден доказывать себе и другим свою принадлежность полу через соответствие ожиданиям феминного или маскулинного поведения, что развивает рассматриваемые конфликты.

Вложенные ожидания относительно семейной жизни влекут за собой необходимость выбора и формирования стратегии супружеского поведения. Сочетание этих черт может иметь различные пропорции, что отмечено С.Бэм[1] введением конструкта «андрогинность», то есть сочетание дихотомичных черт в одном индивиде.

Наше понимание формирования стратегии супружеского поведения близко по смыслу теории гендерных схем С.Бэм, которая принимает гендерные схемы, как структуры, организующие перцептуальный и концептуальный миры индивидуума в соответствии с гендерными категориями (маскулинности и феминности)[2]. Гендерные схемы – это социально сконструированные компоненты гендера.

Выбор стратегии затрагивает важную сторону социальной жизни человека – определение гендерной идентичности. Рост дифференциации ролей и индивидуализация влекут за собой проблемы конструирования самоидентичности, которые могут переходить и на ролевой набор мужчины и женщины. Результатом этого может выступать ролевой конфликт или «полоролевой стресс».

Опираясь на идеи М.Киммела[3], можно вывести мужской полоролевой конфликт из требований соответствия мужчины маскулинным чертам Социокультурные ожидания предполагают определенный набор запретов и страхов, соответствующих маскулинным чертам, например, демонстрировать феминные качества.

Конфликт мужских ролей обществе и в семье связан с несколькими факторами: 1) неспособностью соответствовать требованиям мужской роли; 2) страх проявить феминные черты в поведении, т.е. «быть девчонкой»; 3) противоречия общественных и личных представлений о содержании мужских ролей; 3) межполовая конкуренция.

Размывание традиционного распределения гендерных ролей и идеального образа партнера становится катализатором для обострения ролевых конфликтов, что в свою очередь ставит под угрозу стабильность семьи. Выраженность этой тенденции среди мужчин в современной семье выше.

Ориентируясь на М.Лейбовица, который выделил структурные компоненты развития конфликта работающей матери, мы аналогично раскладываем их для современного мужчины: 1) отношения с детьми; 2) отношения на работе; 3) супружеские отношения; 4) отношение к себе[4].

Мы полагаем, что развитие этих конфликтов связано с сохранением патриархальных установок в семье как фикции. При этом декларируемая ориентация женщин на эгалитарную модель семьи с равноправным участием супругов в выполнении функций смешивается с сохраненными гендерными стереотипами. В итоге получается микс из традиционных ожиданий и эгалитарных ориентаций.

Мужчины вынуждены все больше ориентироваться не только на свои собственные групповые нормы, но и на женские ожидания[5]. Современные требования женщин к мужчинам расходятся с традиционной маскулинностью, включая в неё эмоциональность и т.п. Образ монолитного мужского «Я» расшатывается, как отмечает И.Кон[6].

Одним из факторов изменения института семьи является развитие ролевых конфликтов. Самым радикальным следствием этих конфликтов может рассматриваться мужское одиночество, нежелание соответствовать меняющимся ожидания женщин и создавать семью. Проблемным полем становится поиск адекватных моделей поведения для мужчин в семейной сфере.

Изменения в восприятии маскулинных и феминных черт и их реализация, складывающиеся гендерные стереотипы, определяющие содержания ожиданий от гендерного поведения, могут стать следствием формирования новых моделей супружеского поведения.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Эти тезисы развиты и опубликованы в статье Кузнецова C. И. Гендерные мужские роли в семейных конфликтах // Социальные явления — журнал международных исследований. 2016. № 1(4). С.92-100.  Прочесть полный текст →

Список литературы:

Бэм С. Линзы гендера: Трансформация взглядов на проблему нера­венства полов / Пер. с англ. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. — 336 с.

Здравомыслова О. Современный мужчина [Электронный ресурс]/ [сайт] URL: http://www.owl.ru/win/womplus/1996/men.htm (дата обращения 5.05.2015)

Ильин Е. П. Дифференциальная психофизиология мужчины и женщины [Электронный ресурс]. — СПб.: Питер, 2003, — URL: http://www.alleng.ru/d/psy/psy042.htm (дата обращения 20.06.2012).

Исследование «Старт Маркетинг»: Портрет идеального мужчины и идеальной женщины. [Электронный ресурс] // [сайт] Центр гуманитарных технологий. — 2014.02.26. URL: http://gtmarket.ru/news/2014/02/26/6607 (дата обращения 20.03.2015)

Киммел М, Гендерное общество / Пер. с англ. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2006. — 464 с.

Кон И. Мужчина в меняющемся мире [Электронный ресурс] // URL: http://www.e-reading.club/bookreader.php/104262/Kon_-_Muzhchina_v_menyayushchemsya_mire.html (дата обращения 20.10.2014)

Лежнина Ю.П. Трансформация гендерных ролей в современной России [Электронный ресурс] //Общественные науки и современность, 2013, №4 — с. 165-176 URL: http://demoscope.ru/weekly/2014/0589/analit05.php (дата обращения 1.10.2015)

Меренков А. В. Социология стереотипов / А. В. Меренков ; М-во образования РФ, Урал. гос. ун-т им. А. М. Горького. — Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 2001. — 292 стр.

Шакирова Г.Ф. Механизмы и факторы формирования внутриличностного гендерного ролевого конфликта [Электронный ресурс]. — ВЕСТНИК ТГГПУ. 2010. №2(20), — URL: http://cyberleninka.ru/article/n/mehanizmy-i-faktory-formirovaniya-vnutrilichnostnogo-gendernogo-rolevogo-konflikta#ixzz3niZwBS9I (дата обращения 5.02.2016)

Kimmel M. Masculinity as Homophobia [Электронный ресурс] // URL: http://faculty.ucc.edu/psysoc-stokes/masculinity.pdf (дата обращения 08.05.15)

[1] См.: С.Бэм. Линзы гендера: Трансформация взглядов на проблему нера­венства полов / Пер. с англ. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004.

[2] Там же

[3] См.: Kimmel M. Masculinity as Homophobia URL: http://faculty.ucc.edu/psysoc-stokes/masculinity.pdf (дата обращения 08.05.15)

[4] Шакирова Г.Ф. Механизмы и факторы формирования внутриличностного гендерного ролевого конфликта [Электронный ресурс]. — Вестник ТГГПУ. 2010. №2(20) — URL: http://cyberleninka.ru/article/n/mehanizmy-i-faktory-formirovaniya-vnutrilichnostnogo-gendernogo-rolevogo-konflikta#ixzz3niZwBS9I (дата обращения 5.02.2016)

[5] Кон И. Мужчина в меняющемся мире [Электронный ресурс] // URL: http://www.e-reading.club/bookreader.php/104262/Kon_-_Muzhchina_v_menyayushchemsya_mire.html (дата обращения 20.10.2014)

[6] Кон И. Мужчина в меняющемся мире [Электронный ресурс] // URL: http://www.e-reading.club/bookreader.php/104262/Kon_-_Muzhchina_v_menyayushchemsya_mire.html (дата обращения 20.10.2014)